Пьеса для пяти голосов (Калитвянский) - страница 5

И оттого, что я знаю, что сейчас будет, у меня всё дрожит в груди, в животе, и дыхание мое неспокойно, как будто я уже в его руках.

…Когда на второй день нашего с Димочкой знакомства он пригласил меня к себе домой, на ужин, – я твердо решила ни за что ему в первый раз не уступать. А может, и во второй. Кто знает, будет видно.

Вечер получился замечательный. Дима рассказывал о своей жизни, слушал меня – он умеет слушать. Я уже собралась уходить, с какими-то перепутанными чувствами. С одной стороны, с ним было спокойно, как с близким надежным человеком. Дима не приставал, не намекал, не рассказывал сальности, не предлагал посмотреть порнушку по видику, он даже не заводил музыки, не тянул танцевать, – сидит, слушает, рассказывает, ходит мимо меня на кухню, наклоняется рядом со мной, так что я могу ощущать его легкий запах, запах чистого мужского тела… В общем, он как бы вовсе не собирался закончить вечер со мной в постели.

С другой стороны, это его спокойствие как-то даже обижало, вроде бы мои женские чары на него не действуют.

И когда я, громко смеясь и тихо вздыхая, пошла в прихожую, одеваться, у меня внутри что-то сжалось от обиды, – а ведь не на что вроде обижаться, всё произошло, как хотела. Дима уже накинул мне шубу на плечи – и вдруг прижал меня к себе, спиной, так что я с замиранием сердца ощутила всю его твёрдую линию, от лба – через бедра – до коленей. Сладкая судорога прокатилась по моему животу, а он, нахал, повернул меня, как куклу, к себе лицом, запустил руки под шубу, под спину, выдернул кофту из юбки, и пальцы его мурашками прошлись по моей коже.

– И куда же это мы собрались? – прошептал он. – Разве это хорошо?..

Губы его щекотали шею, щёку, губы были сладкие, свежие, а пальцы уже в подмышках моих…

Так, в шубе, он и отнес меня на тахту, так, на шубе, мы сделали в первый раз самое сладкое на свете дело…

Так с тех пор я и живу – как зачарованная.

Дима совершенно не похож на тех трех мужчин, с которыми мне приходилось иметь дело до него. Те были разные, но в постели они вели себя одинаково – слишком осторожно, сдержанно, и при этом стонали и кричали, когда доходило до последнего. Экспериментировать с ними приходилось мне самой – крутиться в постели, дурачиться, менять позы – в общем, как-то разнообразить постельное дело. Откровенно говоря, я уже уверена была, что все мужики такие неоригинальные, скучноватые, пресноватые, а тут…

Этот был и груб, и нежен. И резок, и ласков. Он обращался со мной в постели как с дорогой игрушкой, но вертел так, что дух замирал. Он не кричал и не стонал, ласкал меня молча, нежно и яростно, и только оргазм вырывал из него рычанье – рычанье проснувшегося зверя. С ним я могла не заботиться ни о чем, ничего не изобретать – он делал всё сам, а ты только лежи, закрыв глаза, и подчиняйся. И как же это прекрасно, когда ты всю себя от пяток до макушки, тело и душу, – можешь доверить любимому сильному мужчине, когда можно ничегошеньки не бояться, ничего не стыдиться – и не знать уже, где душа твоя, где тело, где небо, где земля, где низ, где верх, – и есть лишь сверкающая, жгучая река наслажденья, по которой ты плывешь под защитой любимых рук…