Дева-птица пела и запевала без слов, выводя одним лишь голосом чудесную, чарующую мелодию. Она была увлечена и наслаждалась своим голосом. Непрошеные зрители не побеспокоили ее и не испугали. Мимолетный взгляд – единственное чего они удостоились. Кто Она! И кто они, чтобы обращать на них внимание? Слушать можно, но поет она только для себя.
– Ваааау! Кто это? Что за птица такая? И дева! И птица!
– Алконост – вот как эта птица зовется. Волшебная птица с девичьим ликом. Песнь ее чарует, как и говорилось в легендах. Я, как и ты, впервые вижу ее. Повезло нам, что алконоста встретили, могло ведь оказаться что здесь Сирин напевает, родственница ее ближняя. Эти птицы похожи, но отличить их очень просто. Алконост птица яркая и радостная, смотри, вон как улыбается. А сирин мрачная и грустная, и песни ее могут людей с ума свести. Запомни мой мальчик, если когда-нибудь Сирин встретишь – шуми, да посильнее. Эта гадость громкий грохот не любит.
– Хорошо, буду знать. Дедушка, а почему алконост поет?
– Почем знать? Нравится ей петь. Вон вокруг птицы кружат и на ветвях вон сидят, но не звука. Мешать ей не смеют. Ах! Смотри! Да там же гнездо ее, точно и птенцы скоро вылупятся. Зима то миновала. Как легенды повествуют – Алконост несет яйца в морскую глубь посреди зимы. Семь дней они там покоятся, а затем всплывают. В эти дни море спокойно, преспокойно. Всплывшие яйца Алконост подбирает и высиживает на берегу моря… Ой, далековато же она от берега устроилась. Может леса Алконостам нынче больше нравятся? Или в легенды закралась ошибка? Остахан, запиши-ка это на пергамент, возможно однажды кто-нибудь разгадает эту загадку.
– Понял дедушка. Когда в хату воротимся, обязательно запишу.
– Жалко, что фиюн ранний нынче и плодов на яблоне нету. Слыхал я, что ежели птица крылом своим их коснется, плоды те целебными станут. Эх, значит не судьба… Пойдем ка мой мальчик обратно. Алконост конечно не Сирин, но если на долго заслушаемся этого пения, то в беспамятстве блаженном пропадем.
И отправились они в обратный путь. Занятная же у них вышла прогулка. Глубоко в чащу угодили, и не близко совсем им ходить пришлось. От того и бродили долго, что туда, что обратно. Когда вышли к тропинке вечереть уже стало, а значит юноше пора домой возвращаться. Так уж заведено. На той же тропинке они распрощались, и каждый пошел своею дорогой – мальчонка в крепость, старичок в хату.
На подступе к горе, что домом ему служила, старика охватила тревога – чувство беду упреждающее. Тогда решил он сменить тропу, и взбираться стал на соседнюю горочку. А тревога все нарастала. И вот свернул с тропы старичок, идя на шумы нехорошие. То были стук топоров и крик мужиков, работою трудной занятых. И вдруг – Бабах! Страшный грохот раздался. Старик побежал.