Но и других женщин теперь желал Кирго, хотя лишь от того, что они были похожи на неё. Тем сложнее ему было исполнять свою каждодневную обязанность по приготовлению наложниц к встрече с господином. Это стало нестерпимой пыткой. Когда он мыл дев, когда натирал их маслами и благовоньями, желание становилось таким сильным, что ему хотелось касаться, обнимать, кусать губы, грудь, бедра наложниц, которые даже не думали прикрывать рядом с ним своё обнаженное тело. Но во всех них он видел лишь один образ. И душа его тянулась лишь к нему. Таково сердце мужчины: любовь к одной отзывается в нём в страсти к прочим.
Но и мрачен был Кирго, когда, чувствуя в себе предательство, юноша задавался вопросом долга; бывали часы, когда, стараясь победить страсть обязательством, евнух подолгу выполнял монотонную работу, силился не думать, забыться… и не мог.
Предрассудки и ограничения прошлого неизменно кажутся потомкам смешными. Что ж, смешными могут быть и некоторые достоинства, и это ещё не повод считать их бесполезными. Над нами тоже будут смеяться. Тем не менее, дабы объяснить современному человеку положение того времени, нужно соблюсти некоторую литературную традицию. Автор исторического произведения принуждён пускаться в долгие объяснения согласно повествуемого времени. Однако я думал, что будет достаточно нескольких замечаний в начале повести, чтобы читатель понял время и место. Но придётся немного углубиться… Это время, когда в Европе Англия и Франция напрягали все народные силы, опустошали каждый кошелёк и желудок своих граждан ради войны за Испанское наследство. Война, длившаяся десятилетие, не терпела гражданских свобод и прочих радостей жизни. Миллионы Европейцев были её рабами в ту пору: почитая свою жизнь, не более чем игрушку в руках монаршего ребёнка. В России тем временем бушевал великий вождь и великий тиран Пётр. На костях рабочих строилась северная столица. Армия захлёбывалась кровью в войне со Шведами. Крестьян грабили и закрепощали.
Греция – колыбель цивилизации, была ещё под властью османов, лишь Венеция оставалась свободна. А в самой Турции поднимал голову воинственный османский орёл. Пятая часть населения были рабы, а большинство чиновников были либо детьми рабов, либо освобождёнными рабами. Что уж тут говорить о свободе. Тунис же повторял судьбу Турции, хоть и избавился от её наместников, обзавёдшись собственным беем, а затем и целой династией.
И так, мы выяснили дух той эпохи, между делом отметив странную общность меж западом и востоком, которую никак не предполагали. Чтобы быть немного справедливым, скажу: хоть то время было кровавым; была, верно, и красота. Французы, наконец, достроили знаменитый Версаль. Золотой кораблик плыл по небесным волнам над воротами Адмиралтейства в Петрограде. Здесь же уже бушевала гранитом Фонтанка, и закладывался Невский проспект. Цвёл дворец Сераль в Стамбуле – пристанище двух тысяч наложниц султана. И много ещё творений архитектуры, наук и художеств вскормлено страданьями тех несчастных миллионов убитых и униженных. И те люди считали, что живут в разных мирах, что не имеют ничего общего друг с другом, жаждав славы и денег лишь для своих господ. И целые империи воздвигли на их могилах. И все они разрушены. И неизъяснимый закон также довлеет над человечеством: аксиома, которую чувствуешь, глядя сквозь ткань веков, но высказать не можешь.