Две ладони и шесть пальцев. Шестнадцать. Больше двух недель?!
Силы в теле закончились, и он свалился прямо на тюфяк. Но не выключился, не уплыл в ничто, как в прошлый раз, что было уже огромным достижением. Лежал так, пока хижина не перестала «шататься» перед глазами. А за это время Ир-Ир успела выйти и вернуться с новой плошкой и новым запахом. Не отвратительным, как он помнил, наоборот. В плошке оказался жутко аппетитный мясной бульон.
Желудок сжался в комок, напоминая ему, что две недели там было пусто. Поэтому Рамон пил бульон потихоньку, чтобы все пошло туда, куда нужно, а не попросилось наружу. Еда придала сил, его больше не качало, и можно было продолжить разговор. Пусть даже такой странный.
Первое, что он понял – он не пленник. Скорее, особо важный гость. Ир-Ир называла его Мэла.
– Рамон, – представился он, прижав ладонь в груди.
– Ра-Мон, – повторила женщина. Он так и не определил ее возраст, но она была молода и полна сил. – Наи-Ла.
Наила. Вот они и познакомились.
А вот «мэла» означало что-то вроде божества. Владыки у людей или предков у вервольфов. Кстати о вервольфах: Наила была человеком, но на ее одежде сохранился аромат волков, да и за пределами хижины ощущались его сородичи.
Поэтому следующим был вопрос: кто еще выжил после взрыва?
Дикарка развела руками и покачала головой.
Значит, никто. Ни Илайя, ни парни Хавьера. Только он.
Посланник небес для народа Наилы.
Каждый выживший испытывает вину за то, что он жив, тогда как другие мертвы, но Рамон затолкал это чувство куда подальше. Он жив – это главное. Он нужен Венере. И дочке, которая родится совсем скоро. Стоило ему о них подумать, как силы вернулись. Он готов был хоть сейчас бежать, идти, ползти с этого проклятого архипелага, только бы к ней.
– Мне нужно вернуться домой.
Рамон показал на потолок хибары, пусть Наила считает его упавшим с неба, это неважно, главное, чтобы помогла отсюда выбраться. Он уже догадался, что она его вовсе не травила, судя по трепетному отношению дикарки к «божеству» – Наила его лечила. Очевидно, от полученных от взрыва ожогов. Даже думать не хотелось, в каком состоянии он был, если на восстановление понадобилось столько времени.
– Верну-Ться? – повторила сложное слово Наила и покачала головой: – Ир-ир.
– Нет?
– Не-ть.
– Почему?
Она затараторила что-то на своем, и теперь Рамон с досадой понял, что чувствовала себя Венера впервые оказавшись на его острове и почему так на него злилась. Он тоже злился на Наилу. На Наилу ли? Исключительно на себя. За свою беспечность. За свою беспомощность. Но эти чувства он отправил вслед за чувством вины. Самобичеванием он займется позже, когда выберется отсюда и обнимет свою женщину. Потом можно наслаждаться этим чувством неделями, а сейчас ему нужен холодный разум.