– Конечно, не сами. Но у них достаточно ресурсов, чтобы найти его если не в считаные часы, то, по крайней мере, за все эти дни. Они бы его нашли.
– Вот именно, – киваю я. – Они бы уже нашли Рамона, или его части.
Я жесткая, даже жестокая, потому что лицо Сиенны снова искажается от боли. На мгновение, потом она отворачивается и резко шагает к окну.
Плачет? Вряд ли. Скорее, пытается совладать с чувствами. Но она меня не выгнала, мы даже разговариваем и пока не пытаемся вцепиться друг другу в волосы.
Правда, так разговаривать не совсем удобно, мне приходится сесть вполоборота, чтобы не чувствовать себя, как на сеансе у психоаналитика и смотреть на нее.
– Ты им веришь? – интересуюсь, пока волчица не пришла в себя.
– Что? – Сиенна оборачивается. Я права – ни слезинки, просто отрешенность на лице. Она блуждает где-то в собственных мыслях.
– Ты веришь тому, что говорит Волчий Союз? Я думала, что мы вроде как с ними не дружим.
Кажется, такая мысль даже не приходила в голову Сиенне, потому что она растерянно моргает.
– Зачем им врать?
– Незачем, – соглашаюсь я. – Но они в этой истории явно заинтересованные лица.
– Это все не имеет значения. Если бы Рамон выжил, он бы уже с нами связался. Позвонил, отправил бы сообщение, как-то вышел бы на связь.
– Мик считает так же. Но ты его сразу похоронила. Почему?
– Потому что это больно! – рычит Сиенна. – Хоронить любимых.
Мои брови взлетают вверх, сохранять спокойствие, сдерживаться уже не получается.
– Ты любишь Рамона?
– Не будь дурой! Сама утверждала, что он все рассказал. Я говорю про своего нерожденного ребенка. Нашего с ним ребенка. – Ее голос звучит все тише и тише, последнее предложение она вовсе шепчет.
Сюда бы Хелен и Алишу, они, как психологи, точно нашли бы что сказать. Правильные слова. Мне же приходится ступать по тонкому льду чужого горя.
– Ты так справляешься с болью? Хоронишь ее в земле?
– Скорее, внутри себя, – отрезает Сиенна. – Но так проще. Проще забыть…
Она осекается и неистово трет глаза, потому что на них все-таки выступают слезы.
– Получается? – спрашиваю тихо. – Забыть?
– Нет! – это рычание дикого, загнанного в ловушку зверя. Это означает, что Сиенна готова перекинуться в волка. Но она вдруг всхлипывает. – Нет. У меня прекрасный муж. Волшебные сыновья. Но эта боль… Эта боль со мной навсегда. Навсегда.
Ранимость идет Сиенне не меньше образа волевой волчицы. Я будто начинаю ее понимать. Не разделять ее мнения, но понимать – да. Это хороший момент, чтобы расспросить о прошлом Рамона и о их ребенке. Но это как сыпать перец на все еще кровоточащие раны. Это значит, провести ее через всю эту боль заново, и я не решаюсь. Пока я сомневаюсь, упускаю момент: она быстро берет себя в руки.