– Это не отменяет того, что мы должны проводить Рамона. Чтобы он занял свое место рядом с Предками. Чтобы он вознесся, как в свое время сделали они.
– Я не хочу этого. – Не узнаю собственный голос. Он хриплый и какой-то неживой. Приходится выталкивать из себя правду, настоящие чувства, глядя Сиенне в глаза. – Не хочу, чтобы он возносился. Хочу, чтобы вернулся ко мне. Если ты этого не понимаешь, то мы точно с тобой не подружимся.
Поднимаюсь резко, насколько вообще резкость сочетается с приличным сроком беременности, и направляюсь на выход. Больше мне нечего сказать. Я вообще злюсь на себя за то, что затеяла этот разговор. За то, что разбередила и ее, и свои раны. Делиться с ней своими страхами я вовсе не планировала, вот и злилась теперь.
– Венера! – зовет меня Сиенна, когда до двери остается шаг, и я оборачиваюсь. Наверное, больше из вежливости, потому что я искренне хочу отсюда сбежать. – Зачем ты приходила?
Взгляд первой волчицы цепкий, испытывающий: сразу понятно, что ее вопрос от вежливости далек. Ей действительно интересно, зачем я пришла. И я сама себе мысленно напоминаю, зачем. Потому что от того, что я поднимусь в свою комнату, легче не станет. Боль не уменьшится. Я снова буду ждать и страдать. Страдать и ждать. И опять сходить с ума от неизвестности.
Поэтому я делаю вдох и вместе с выдохом говорю:
– Чтобы поговорить о Рамоне. Чтобы узнать его лучше. Мы с ним знакомы всего ничего по сравнению с тем, как давно знаешь его ты.
– С детства, – подтверждает Сиенна без тени улыбки. Из-за чего сложно сказать, шутит она дальше или нет: – Я решила стать его парой, когда мне было девять.
– Но ты вышла за Микаэля.
– Потому что он в сотню раз лучше.
– Рамона?
– Меня, – хмыкает Сиенна. – Мы с Рамоном должны были стать парой из-за нашей похожести. Оба поломанные строгим отцовским воспитанием, верящие, что вместе сможем стать счастливыми. Рамон готовился быть альфой, а мне прочили роль первой волчицы. За красоту и мозги.
Она невесело рассмеялась.
– То есть, мне можно вернуться в кресло? – совсем без сарказма не получается, но таких откровенных разговоров у меня еще не было. Чтобы без танцев с бубнами, без того, чтобы щадить чужие чувства. Только правда. Острая, колкая, жалящая. Но в ней есть свое очарование – нам не нужно притворяться другими. Мы такие, какие есть. – Долго стоять на этом сроке неудобно.
– Да садись уже, – взмахивает рукой Сиенна и сама опускается на диван. Продолжает она только когда я возвращаюсь на прежнее место: – Ты хочешь знать, каким был Рамон? Особенным. Для меня. Для Мика. Для всех. Гений, которому не было равных ни в чем. Ни в учебе, ни в спорте, ни в прочих победах. Да, хранящим целомудрие девственником он тоже никогда не был.