Моя надзирательница лежала на боку — успела недалеко отползти, когда мы отвлекли ее мучителей. Но дело было не просто плохо. Дело было просто кабздец.
Казалось, на ней не оставили ни единого живого места. Били — часами, ломая кости, удар за ударом отбирая красоту и надежду. Но волю не отняли. Били снова — и снова она держалась, потому что били еще. Даже зачем-то заново вскрыли старый шрам, который она велела лекарям не убирать. И именно эта глубокая рана превращала ситуацию из просто «хреново» в «хуже некуда».
Чудовища.
— О… Оболенский, — она даже заставила себя улыбнуться, и я увидел, что у нее во рту не хватало доброй половины зубов. — Прости… Я теперь плохо… Плохо могу говорить. Но я постараюсь.
Она шепелявила. Следы запекшейся крови на щеках и подбородке. Они что, зубы ей вырывали? Или выбивали?
— Господи, что они с тобой делали? — выдохнул я, стараясь не показывать ей, что мне стало страшно.
Именно сейчас почему-то напал какой-то странный ступор. Битва закончилась, кровавые жертвы принесены, и когда стихла адреналиновая буря, не осталось ничего, кроме боли. Не моей боли. Ее, Софии. И эта боль пугала. Пугало даже не то, что с ней сделали, а то, что она все еще держалась. Цеплялась за жизнь изо всех сил. Хотя понимала — это конец.
Будь на ее месте обычный, не отмеченный даром, человек, он давно бы стал трупом.
София протянула руку — тоже окровавленную. Пальцы были переломаны, на одной руке не хватало ногтей. Господи…
Я внутренне содрогнулся. Избитые ладони сами собой снова сжались в кулаки.
Как они могли так… с женщиной! Черт с ним, что она из рода аристократов и одарена, она, блин, девушка! Как можно пытать с такой жестокостью…
Жаль, что я убил этого Артура слишком быстро. Нет. Не такой смерти он заслуживал. За то, что он сделал, за то, на что вообще был способен — нет, он заслуживал самой мучительной и бесчеловечной казни. Чтобы прочувствовал боль каждого человека, каждой души, которую истязал.
Роман растерянно взирал на Софию. Видимо, увиденное потрясло даже его.
— Не думал, что скажу это, но… Кажется, Драгана была не таким чудовищем, — тихо проговорил он.
София подняла руку и жестом попросила меня приблизиться. На негнущихся ногах я подошел к ней вплотную и рухнул на пол.
— Я, кажется, умираю, — прошептала девушка.
— Думаю, да.
— Давай отнесем ее к лекарю, — предложил Рома. — Он должен что-то придумать. Он военврач, он сможет!
— Нельзя, — слабо качнула головой София. — Раз ты вырвался… Оболенский… Если ты вырвался, значит, сейчас остров стоит на ушах. Нельзя идти в Лазарет. Попадемся.