Злюсь, но абсолютно ничего не могу с этим поделать. Чтобы хоть как-то компенсировать обиду за собственную беспомощность, отодвигаю голову в сторону, а потом снова медленно приближаю к его бедру, изображая слабейших из всех ударов.
Надо мной плывет прозрачный стакан.
‒ Пей.
‒ Сам пей, ‒ злобно хриплю. ‒ Я даже пальцем пошевелить не могу.
‒ Помнится, ты только что весьма активно копошилась.
Врезать бы ему основательно.
Он тянет ко мне свободную руку.
С моих губ срывается шипение.
‒ Руками не трогай меня!
Останавливается. Надо же. А на морде по-прежнему ни единой эмоции.
Внезапно он отпивает из стакана. Смотрит на меня. Вижу, что вода все еще у него во рту. Он же не собирается?..
Наклоняется ко мне. От ужаса мои глаза превращаются в две гигантские монетки. Разум помимо воли вновь отмечает, каким же роскошным гаденышем вырос Виви.
Звук глотания. Демонстративно громкий.
Он насмешливо фыркает, жаркий воздух опаляет мои щеки.
‒ Видела бы ты, как тебя перекосило, Чахотка.
‒ Ты… гха!..
Отплевываюсь от воды, которую Виви беззастенчиво плеснул на меня из стакана. Прямо в лицо!
‒ Лучше?
‒ Пошел ты!
‒ По всей видимости, и правда лучше, ‒ замечает он.
Понимаю, что уже не лежу, а сижу в кровати. Еще бы тут не подскочить!
‒ Пей. ‒ Виви сует мне в руки другой стакан с водой и как ни в чем не бывало утыкается в свой планшет.
Мысленно перебираю все грубые слова, которые успевает вспомнить утомленный разум. Горло саднит. Я изрядно поцарапала его своими хрипами.
Шумно вдыхаю носом воздух. В глазах картинка то четкая, то снова покрывающаяся мелкой рябью. Меня мутит.
‒ Буду блевать, ‒ практично предупреждаю. Однако чувствую, что силы на лишние телодвижения не найдутся. Да и дорогу мне преграждают ноги Виви.
‒ Валяй.
‒ Где ж твоя брезгливость? Ты же Иммора… ‒ Наплевав на все, валюсь пластом на колени Виви, чтобы добраться до края кровати. Перегибаюсь и устремляю взгляд к темному полу.
Снова ложная тревога. Спазмы скрючивают тело, а я только выдыхаю вместе с кашлем.
Дрожу. Меня знобит. Поворачиваю голову, укладываясь щекой на его ногу чуть выше коленной чашечки. Вжимаюсь грудью в его колени, скрючиваясь от новых судорог.
Виви успел сменить прикид. Сидит теперь, весь такой беленький, в белых брюках и белой рубашке, и сам белячок… Даже малость жалею, что меня не вытошнило на его колени.
Но, кажется, он бы и тут и бровью не повел. Виви явно чужда брезгливость. По крайней мере, во взгляде, направленном на мое тело, свернутое спазмами в болевой калачик, нет ни намека на отторжение.
Никак не могу разгадать эту спокойную непроницаемость.