‒ Угу.
‒ И… вам бы что-нибудь накинуть.
Ах да, я все еще в одной сорочке оттенка мяты. И так и ползла полуголой через все коридоры.
‒ Он разозлится, если вас будут видеть в таком… виде.
Он? Виви?
Медленно поворачиваю голову к зеркальной панели слева. Гнездо на голове, а сорочка висит на отощавшем теле, как промокшая тряпка на бельевой веревке. Да, пожалуй, в обществе в таком виде обычно не показываются. Но сейчас меня затопляет глубокое равнодушие.
‒ Я из мертвых восстала. Ждете, что буду цвести и пахнуть? Скорее уж чахнуть и смердеть.
‒ Я… я не это имел в виду. ‒ Такеши пунцовеет. ‒ Он из-за… из-за другого разозлится.
Не понимаю, что он там лепечет. Но мне и плевать.
Тычу стилусом в грудь врачишки, и тот мгновенно меняет цвет ‒ краснота уходит в бледность. Как было с Майей.
‒ Виви сказал, что маленький паразит ‒ наш с ним ребенок.
Наблюдаю, как Такеши белеет еще сильнее.
‒ Что-нибудь хочешь мне сказать по этому поводу?
‒ А господин Люминэ разве вам еще не все рассказал? ‒ Такеши шепчет, сопровождая вопрос обреченным присвистом.
‒ Только то, что я уже озвучила. Остальное узнавать у него я не собираюсь. Но тебя бы послушала. ‒ Хлопаю его по плечу почти по-дружески. ‒ Этому уроду я не верю. А вот ты, уверена, скажешь мне всю правду.
Взгляд Такеши фокусируется на стилусе. Прямо вижу, как в его глазах пестрит список из мест на его теле, в которые, как он думает, я могу сгоряча воткнуть свое оружие. Одновременно на лице врачишки мелькает выражение «за что мне все это?».
‒ Я жду, ‒ напоминаю и все-таки касаюсь стилусом его плеча.
Такеши дергается и поднимает руки, демонстрируя раскрытые ладони. Мне нет дела до его показушных приемов, я и так уже в курсе, что он полностью мне сдался.
‒ Эли ‒ ребенок Виви?
‒ Да.
‒ В чьем теле он рос?
У меня язык не поворачивается, спросить, мой ли Эли ребенок. «Мой ребенок» ‒ выражение, пробуждающее во мне омерзение.
‒ Имеете в виду, кто мама?.. Ай!
Взмахиваю стилусом перед лицом Такеши. Тот вжимает голову в плечи. Меня жутко бесит его страх. Я еле стою на ногах, а он трясется, словно в моих силах одним чихом его по стенке размазать.
‒ Мама Эли… ‒ предпринимает он еще одну попытку объясниться.
‒ Не говори этого слова, ‒ раздражаюсь настолько, что трясет от каждого выдоха. ‒ И это имя.
Похоже, оно больше не входит в список моих любимых имен. Пожалуй, теперь это имя мне даже ненавистно.
‒ Это правда! ‒ выпаливает Такеши. ‒ Он… ваш.
Образ врачишки расплывается перед глазами. Наконец-то ощущаю ступнями леденящий холод пола.
‒ К-как? ‒ Бесшумно всхлипываю.
Это всего лишь возглас в безжалостное никуда, но Такеши решает, что я жажду разузнать подробности.