Чем сильнее я смеюсь, тем больше нечаянно трусь об него, и глаза у него становятся все темнее. Он очень возбужден и просто в бешенстве из-за этого. Сейчас я контролирую его тело лучше, чем он сам. Восхитительное чувство власти ударяет мне в голову.
И вдруг ребер касаются его пальцы. Примерно секунду я размышляю, убьют меня или поцелуют, но он вытянул джокера, и я едва могу дышать от смеха, хоть и все еще сжимаю его горло. А стоит ему пройтись по чувствительным точкам, и меня будто катапультирует: дергаясь, я валюсь на бок.
– О-ох, прекра… ти! – с трудом выдыхаю я. – Я боюсь щекотки!
– Правда? Никогда бы не догадался. – Вот его месть за вынужденное возбуждение и смущение.
Пнув его по голени, я высвобождаюсь и кидаюсь к телефону, как меня хватают за лодыжку и тянут назад по гладкому полу, будто на аттракционах, и вместо раздражения я только смеюсь. Но тут же перестаю, стоит Николасу обрушиться сверху. Его волосы касаются моего лица, а губ – дыхание. Он не шевелится, просто смотрит. Вот уже долгое время он не находился так близко ко мне, но мое тело помнит его, отзываясь дрожью.
Глаза у него такие черные, что еще немного, и в них можно будет разглядеть ад. Для человека, чей взгляд может спрессовывать души в бриллианты, а бриллианты превращать в пыль, на вкус он, если коснуться его губ, как сахарная вата. Он как мальчик с рекламы кукурузного сиропа с высоким содержанием фруктозы, и я хочу откусить кусочек. Снять сияющий фантик. И посчитать, сколько отпечатков моих зубов под ним.
Воздух вокруг нас разрежен, точно в горах.
– Ты демон, – сообщаю я.
– А ты была привидением, – выдыхает он.
Нужно перехватить инициативу, но Николас выше меня, поэтому я использую единственное оружие, оставшееся в распоряжении: эффект неожиданности.
Дотянувшись рукой, я с силой, хоть и весьма приятно, касаюсь его между ног. Зрачки у него тут же расширяются, и эта бессознательная реакция завораживает. Он медленно моргает, но за этот краткий миг его радужка успевает поменять целую гамму цветов, от карего и нефритового до целой палитры голубых оттенков, от цвета летнего дождя до лунного блеска на темных океанских волнах.
Не успевает он понять, что происходит, как я уже оказываюсь сверху.
– Вот и пришла твоя погибель, – насмешливо объявляю я, стискивая его бедрами, и Николас закусывает губу. – И это должно тебя злить, а не заводить.
– Одно другому не мешает. Ты мне не хозяйка.
– А ведь я могла бы привыкнуть к такому Николасу, – задумчиво протягиваю я, дразня его. – Сейчас ты здесь, и физически, и мысленно. – В отличие от тех последних ночей, когда мы спали вместе, а он едва взглянул на меня. Сейчас он вне себя оттого, что его разрывают две противоположные эмоции, и не может решить, какой из них поддаться. Логичного и практичного Николаса, который должен сохранять разум в любой ситуации, похоть просто ужасает.