Как-то утром, когда Николас выходит из душа, я рисую сердечко на зеркале в ванной. Он заходит обратно почистить зубы, а потом я обнаруживаю на зеркале второе сердечко, соединенное с моим.
Конечно, все начинается с малого, но меньше, кажется, некуда.
Кладу ему записку в ланч-бокс:
«Надеюсь, у тебя все хорошо, и день проходит неплохо. Думаю о тебе».
По размышлении я ругаю себя, потому что мы уже сто лет не вели себя друг с другом как-то преувеличенно романтично, и теперь самый простой жест кажется слащавым. У нас сентиментальная засуха. Мы как идиоты не могли понять, о чем никогда не попросит другой.
В полдень мне приходит сообщение:
«Спасибо за записку. Я тоже о тебе думаю».
А когда он приходит домой, у него для меня подарок: такая же клетчатая шапка, как у него. Я так часто брала ее, что он решил купить мне свою. Она цвета шампанского, мягкая, точно гусиный пух. Целую его в щеку, и она тут же стремительно розовеет.
Похоже, я на правильном пути, поэтому на следующий день подкладываю ему другую записку:
«С добрым утром! Ты просто потрясающе готовишь блины и всегда выглядишь и пахнешь замечательно. Спасибо, что поддерживаешь меня. Желаю отлично поработать! Все зубы рассчитывают на тебя».
Это чистая правда, поэтому вместо нервов у меня теперь трясущееся от волнения и неловкости желе. Как я надеюсь, что он не сочтет это заигрыванием. Также оставляю на его водительском сиденье пачку «Скиттлз», в чем я уверена больше (если нужен подарок «просто так», это точное попадание) и знаю, что, пока он доедет до «Проснись и улыбнись», ни конфетки не останется.
Время подходит к полудню, я уже на сто процентов уверена, что записка звучит как заигрывание, и хочу рухнуть лицом в сугроб. У него обеденный перерыв, так что он точно нашел ее. Когда приходит сообщение, я уже сгрызла все ногти. В СМС – фотография кусочка бумаги, той самой, на которой я написала записку: он перевернул ее и нарисовал человечка с какими-то каракулями на щеках. У нарисованного Николаса широкая улыбка, и в разные стороны расходятся волнистые линии, которые он объясняет подписанной стрелочкой: «Моя мило-вкусно-пахнущесть». У груди нарисовано крошечное сердечко.
На следующее утро я пишу:
«Я люблю наш дом».
Может, это и не что-то грандиозное, но важное для меня. Этими четырьмя словами я признаю правильным его решение купить именно этот дом, и называю не «его», а «нашим» домом. Судя по всему, проверяет он свою коробочку на час раньше, потому что в одиннадцать утра мне приходит ответ:
«А мне нравится жить в нашем доме с тобой. Загляни под подушку».