Когда Николас сказал, что мне не нужна работа, для меня это означало, что, по его мнению, любое возможное место недостойно его внимания, поэтому я могу не работать вообще. А в голове Николаса это прозвучало вот как: «Я рядом, рядом. Будь кем хочешь! Неважно, если платить будут мало, я о тебе позабочусь. Ты можешь рассчитывать на меня. Я буду твоей каменной стеной, что бы ни случилось. Расправляй крылья и лети, зная, что я тебя всегда подхвачу».
Мы настолько друг друга не понимали, что я не знаю, плакать или смеяться.
Решаю надеть шапку Николаса и всю экипировку, потому что в его вещах я почти чувствую его рядом и морщусь при воспоминании о том, как когда-то смеялась над его большими прочными ботинками и застегнутой на все пуговицы фланелевой рубашкой, а ведь он так явно хотел сменить надоевшие полосатые сорочки. Почему человеку просто нельзя поменять стиль? Может хоть в горох, хоть в пятнышко вещи выбрать, если хочет. Открываю шкаф и обнаруживаю, что экипировочных комплектов там теперь два: один побольше и один поменьше. Инициация в его секретное сообщество.
По дороге на собеседование повторяю про себя успокаивающие фразы, которые напоминают, что нет смысла беспокоиться о том, чего я не могу изменить. Если так суждено, так и будет. Если они не захотят взять меня на работу, им же хуже. Ничего просто так не случается. Пусть я обманываю себя, но мне хотя бы становится лучше.
У дороги виднеется безжизненная оболочка «Барахолки», и я готовлюсь к уже привычному уколу тоскливой боли, как вдруг с удивлением замечаю на парковке свою машину. Точнее, теперь машину Леона. Боже, как я скучаю по «Сатурну». Будь я на месте Николаса, никогда бы не позволила себе забыть ту неловкую ситуацию. Зато я уже не считаю, что он такой туз в рукаве прячет. Прогресс.
Должно быть, срабатывает рефлекс, потому что я включаю поворотник и сворачиваю на парковку. В окне появляется знакомое лицо и дружелюбно машет. Я машу в ответ.
– Привет! – кричит Леон из дальнего угла комнаты, когда я медленно переступаю порог здания.
– И тебе привет! – здороваюсь я, оборачиваясь кругом. По магазину будто торнадо прошелся, оставив после себя лишь голые стены. На месте полок, которые не перемещали с семидесятых годов, теперь лишь полосы пятен. Призрак «Барахолки» еще витает здесь в виде алюминиевой таблички на стене над кассой. Уверена, она висела здесь еще до моего рождения: изображение маленькой девочки, склонившейся покормить мышку головкой сыра. Под картинкой надпись: «Дело в мелочах».
– Ничего себе. Тут так пусто.