А где «Мазерати»? Даже не представляю. Я умираю от любопытства, но скорее соглашусь лизнуть леденец из стекловолокна, чем задам вопрос, на который он с удовольствием не ответит.
Сегодня с Николасом что-то не так. Во-первых, он в своих старых очках, а не в контактных линзах. Мне нравятся очки, потому что они подходят к его лицу и придают одновременно утонченный и прозаичный вид. Каждый раз, когда я это говорю, он морщит нос и смущенно качает головой.
А еще он в джинсах и кроссовках, запрещенных в «Проснись и улыбнись».
– Снова прогуливал? – высказываю догадку я.
Вместо ответа он треплет меня по голове и, аккуратно обогнув, проходит в дом. Чудесно. У меня нет ни малейшего представления, как мой жених провел последние два дня. Бережет свои секреты, как Скрудж. Вот они, наши совершенно нормальные функциональные отношения. Я думаю о Сэте и его любовнице в машине и хмурюсь так, что едва вижу улицу перед собой.
Николас присоединяется ко мне, и как раз появляются дети в костюмах. Он ни словом не упоминает мою недавнюю попытку ему насолить: я положила его визитки во все до единого пакетики с конфетами с самым высоким содержанием сахара, которые смогла найти. Леденцовые палочки. Кисло-сладкие тянучки. Жевательные конфеты из патоки и меда. Карамельный кисло-сладкий порошок, который зачерпывается сахарной ложечкой.
Сама идея стоматолога, раздающего детям портящие зубы сладости, покажется вульгарной родителям, которые сегодня вечером обязательно проверят мешочки и ведерки детей. «Как грубо», – скажут они. «Семейная стоматология Турпинов, я к вам».
Но Николас, передающий сладости в маленькие ручки, вовсе не кажется расстроенным. Кланяется принцессам и пугается при виде монстров. Может, он просто не заметил визитки, потому что занят мыслями об утехах с ассистенткой на заднем сиденье машины. В мыслях я вижу горячую медсестру с обложки старого альбома группы Blink-182.
Cмотрю на него и думаю: «Ты не жилец». Это отпечатывается на моем лице, и он поднимает брови, улыбаясь. Я тут же узнаю эту вежливую улыбочку лжеца, которую он всегда использует, когда мои родители во время наших визитов два раза в год спрашивают, как нам нравится жить во грехе. Точно так же он улыбается Аарону, когда мой брат прижимает его к стенке с извечной презентацией «Пожалуйста-дай-мне-денег-на-квартиру, я потратил все до цента на новую игровую приставку». И сестре Келли, когда она встает слишком близко и смотрит на него слишком долго, накручивая волосы на палец, как она считает, с соблазнительным видом.
Мне хочется прошипеть ему: «Где ты был весь день?», но я скрежещу зубами, удерживая рвущиеся наружу слова. «Не спрашивай, не спрашивай, не спрашивай». Он же этого и ждет. Расселся тут, в джинсах и очках, руки за голову заложил. Все сводится к одному слову: «Спрашивай, спрашивай, спрашивай», – слышу я телепатический сигнал.