В большой комнате рядом с гостиной, которую я про себя называю «малой гостиной», три высоких, великолепных окна, выходящих на лес за домом. Лужайка довольно резко идет вниз, открывая великолепный вид на пруд с длинным причалом. Отсюда лучше всего смотреть на звезды. Отводишь в стороны роскошные бархатные шторы, и вот он, серп луны, мерцает над лесом, искрами рассыпаясь в отражении. Именно здесь ставишь рождественскую елку и семейного щелкунчика на каминную полку, а обои цвета полуночи мерцают серебристыми звездочками и березами. Стоит разжечь огонь, как все превращается в золото.
Копия часов Центрального вокзала установлена у последней балясины лестницы. Прямо перед входом в гостиную или ночью, когда ты пробираешься по сонному дому к креслу-качалке, стоящему на толстом ковре, слышно, как на светящемся циферблате тихонько тикают стрелки. И во всем мире больше не слышно ни звука, кроме этого тиканья, мелодичного похрапывания твоей второй половинки наверху, сонного ворочания ваших детишек да перешептывания веток в лесу.
Он.
Просто.
Волшебный.
Эти картины столь явно предстают перед глазами, что мне очень хочется их пережить. Ужасно хочется.
Николас входит в комнату, когда я мысленно расставляю свечи с ароматом перечной мяты и прикидываю, куда буду прятать заначку сахарных печений; звук его голоса выдергивает меня из уютного мирка.
– Устрою здесь свой кабинет. – Он кладет ладонь на оконную раму. – А прямо тут поставлю большой телевизор, так что можно будет работать и смотреть футбол.
Щелкунчики из моей фантазии падают с каминной полки прямо в огонь.
– Уф.
– Что? – тут же поворачивается он, затем вслед за мной переводит взгляд на каминную полку. – Ты не любишь камины? Я подумал, он понравится тебе больше всего. Есть и воздушное отопление, необязательно всегда зажигать огонь.
– С каминами все в порядке, – вкрадчиво отвечаю я и удивляюсь, как у меня не вырос нос, как у Пиноккио. Камины я обожаю больше, чем кровных родственников. Мне хочется повесить по обе стороны рождественские носки с человеческий рост, а рядом два поменьше, с детский. Хочется купить свечей с искусственным пламенем и три часа кропотливо расставлять их под страдальческим взглядом Николаса.
Он изучает мое лицо, и что бы он там ни заметил, почему-то смягчается.
– Пойдем на второй этаж?
– Как скажешь.
Наверху три спальни, примерно одного размера и планировки. Простые стены, деревянные полы. Комната в центре немного у́же других, и в голове лампочкой зажигается понимание, которое я не успеваю прогнать: «детская».
Никогда не прощу себе эту мысль.