Николас указывает на одну только что использованную баночку. Корица.
– О, ну да, – принимаю невозмутимый вид я. – Секретный ингредиент.
Николас по-прежнему пытается найти, чем бы заменить моцареллу. Бесполезно. У нас ничего нет. Он сдается и, смирившись, заглядывает в кастрюлю.
– Фарфаччини, говоришь?
– Традиционное итальянское блюдо, передается от бабушки к бабушке. – Запах у него как от сточных вод.
– Может, они должны быть пожирнее? – с надеждой подсказывает он. – Выглядят совсем сухими.
Молоко кончилось, так что мы решаемся на сомнительный шаг и заливаем их сливками для кофе. Выглядит действительно лучше, несмотря на усилившийся неприятный запах. Николас нахально добавляет щепотку розовой гималайской соли.
В животе урчит у обоих. Зачерпнув хлюпающей массы, мы осторожно тыкаем ее вилками, убедиться, что она не оживет. Там столько разных текстур понамешано. Отсутствие припасов как нельзя лучше иллюстрирует нашу беспечность, а единственное в Моррисе место с доставкой уже закрыто. Тут меня поражает неожиданная мысль: а ведь «Бениньо» может и не привезти еду сюда, может, у них доставка только по Моррису.
Ну что за город. Лучше бы Николас согласился на ту работу в Мэдисоне.
Пробуем мы это нечто на счет три. Глядя, как Николас мужественно пережевывает свою порцию, я заставляю себя последовать его примеру, а не выплюнуть тайком в салфетку.
Николас тянется за следующим кусочком.
– Ничего хуже в жизни не пробовал.
Да Николас считает жутко кислые конфеты Warheads высокой кухней, так что нет у него права судить фарфаччини.
– А я не пробовала ничего хуже цветной капусты, которую ты полил соусом баффало и сказал, что это куриное крылышко, – не соглашаюсь я.
– Судя по количеству шоколадных батончиков, которые ты как бурундук прячешь за щеками, позволяя им разъедать зубы, тебя ждет кресло у дантиста – и вставная челюсть к сорока годам.
– Ну, я хотя бы буду там не одна, а с тобой, приятель, и твоими «Скиттлз». – Не могу поверить, что мы все еще едим. Нас увезут в реанимацию. – У меня язык онемел. Так должно быть?
– А у меня уже в носу этот вкус. Вкус. Не запах.
Я нахожу банку газировки «Ла Круа», совершенно ужасной, так что очень в тему.
– Нужно записать в календаре, будем отмечать каждый год и готовить это нечто.
– Сохраню рецепт. Корица, хлебные крошки с яйцом. Боже, неужели мы правда налили туда кофейных сливок?
– Мы художники. Нас никто не понимает. – Он прихлебывает соус, обеспечив себе красные кетчупные усы.
Снаружи хрустит гравий, и мы выглядываем в гостиную. Приехал эвакуатор, наверное, не сразу нашел подъездную дорожку – прождали мы его не меньше часа. Мне нужно скорее наверх, прятаться, если хочу и дальше сохранять иллюзию, что ничего этого не было.