Нежность кончилась. И лестница кончилась. Для меня. Он жадно сгреб меня в охапку и закинул на плечо, как варвар пленницу, чтобы утащить в свою пещеру или вигвам, или что там у варваров, неважно… Словно больше совсем не мог ждать. Абсолютно, ни капельки. Закинул – и в несколько прыжков одолел бесчисленные ступеньки, пересек холл, влетел в свою спальню и ногой захлопнул дверь.
Я съехала вниз, скользя сквозь кольцо сильных рук по его крепкому телу мягким и горячим своим. Всем, от кончиков пальцев на босых ногах, до губ, носа и лба. Съехала и прижалась, потрясенная невозможными ощущениями. Наши тела сошлись впадина к выпуклости, выпуклость к впадине, изгиб в изгиб, как два кусочка головоломки. Идеально, будто предназначенные только друг для друга, и ни для кого больше. Он коротко и хрипло вдохнул и, невыносимо медленно наклоняясь, накрыл мои губы жадным ртом…
– А-а-х…
Поцелуй длился бесконечно долго. Я растворялась в нем, дрожа и плавясь от едва сдерживаемой страсти, неожиданно узнавая, что счастье может быть таким – огромным, избыточным, невыносимым – почти до слез. Или не почти… По-моему, я плакала, потому что поцелуй становился соленым и влажным. И жарким, глубоким, нестерпимо чувственным, таким, что невозможно дышать. Да и нечем, и незачем.
Его руки тискали и мяли мое тело совсем без нежности, отчаянно, жадно. Будто они имели на это полное право, эти сильные мужские руки с большими ладонями и длинными красивыми пальцами. Наверное, имели, потому что мне было так пронзительно хорошо и сладко, что возражать не хотелось. И думать не хотелось. Совсем… Сквозь дурман я услышала жалобный треск ткани, и сразу стало легко и свободно, и можно было прижаться плотнее к его смуглой коже, немного скользкой от испарины, и потереться об нее, изнывая от мучительного удовольствия…
А потом как-то вмиг стало невозможно больше терпеть, и мы заспешили так, что остатки света померкли в глазах, и весь мир куда-то пропал вместе со своими звуками и запахами. Остались только запахи наших разгоряченных тел, прохлада шелковой простыни, грохот крови, бегущей по общим венам, тяжелое хриплое дыхание одно на двоих, и сердце одно на двоих, и уверенность, что наше «навсегда» – еще впереди…
Упасть на подушки почти без сил удалось лишь под утро. И тут пришел запоздалый страх. И что теперь? Что делать с только что сотворенной восхитительной глупостью? И как дальше жить?
Одно я знаю точно: чтоб там дальше ни было, об этой глупости я не пожалею никогда. Кажется, права была вторая Александра…
Спросить хочется, но никак не решаюсь. А он – будто мысли мои прочитал – заговорил об этом сам. Но заговорил так, что у меня холодок пробежал по спине.