Следить за порядком на каменоломне были оставлены шестеро хортов. В течение дня они меняли друг друга. Так двое всегда находились с заключенными, а остальные прятались от полуденного зноя во мгле темно-бордового шатра.
Надзиратели пренебрегали доспехом. Днем, под палящим солнцем, в черной защите можно было свариться заживо, и хорты ходили в широких красных рубахах и штанах, опоясанных черной кожаной лентой, на которой на первый взгляд небрежно болтался ятаган. Головы они прятали в некое подобие гнезд, свитое из бордовых тряпок.
Все охранники были довольно молчаливы, лишь изредка вполголоса общались друг с другом на непонятном гортанном языке. Внешне хорты сильно отличались от узников. Серая кожа , черные волосы и широкие плечи – вот что сразу бросалось в глаза белокожим феллахам. Однако чаще всего захватчики были еще на голову выше. На шеях и запястьях всегда были повязаны разноцветные нити. Волосы хорты заплетали в толстые косы, а чуть заостренные уши украшали серебряные кольца. Феллахи же имели абсолютно белую кожу, серебристые или соломенного цвета волосы и небесно-голубые глаза. Увы, к пленникам это относилось все меньше. За два сезона кожа приобрела землистый оттенок и местами покраснела, а волосы давно смешались с грязью и пылью. Лишь по глазам в них еще можно было узнать сыновей Солнцеликого.
Солнце поднималось все выше, и Хали послышалось щебетание птички, невесть как залетевшей в это пустынное царство скал и камней. Здесь ей негде было жить и нечего есть. Лишь полусухой кустарник и несколько невысоких деревьев возле родника могли стать ей пристанищем. Монах продолжал свою молчаливую молитву, пока восходящее солнце не разбудило задремавшего хорта, который этой ночью был обязан следить за пленными. Проснувшись, он поднялся с толстого ковра, служившего ему кроватью, и потянулся. Остальные серолицые еще спали в шатре. Хали слышал, как хорт тяжелой походкой направился в сторону возвышающихся чуть в стороне скал, но уже довольно скоро вернулся и подошел к спящим рабам. Молодой монах замер, боясь показать, что уже не спит. Он просто лежал и слушал.
– Хаттап! Хаттап! – внезапный крик громом раскатился по спящим камням, напугав Хали.
– Хаттап! – истошный вопль хорта отражался от скал, усиливаясь, и казалось, что сами горы пытались разбудить спящих.
– Хаттап!
Рабы просыпались и вскакивали на ноги, но не выпрямлялись. Они сгибали грязные спины, не решаясь поднять головы. Страх перед яростью хорта сковывал еще не проснувшихся людей. Хали тоже быстро поднялся. Он, как и все, склонился, зажмурив от страха глаза и обхватив живот руками. Вопли хорта становились все яростнее, и на шум из шатра выскочил еще один. Еще никогда ни Хали, ни другие рабы не слышали крика от сероликих. Они редко повышали голос и ругани предпочитали один точный взмах клинка, который раз и навсегда решал все вопросы. Но теперь яростный хорт метался между рабов, крича что-то на своем языке. Уже через минуту возле перепуганных людей стояли все шестеро воинов. Двое о чем-то говорили, а остальные молча наблюдали за пленными, изредка бросая взгляд на, кажется, сошедшего с ума ночного надзирателя.