Луна ярко освещала треугольник, тень от нас падала на влажную траву. Рядом было небольшое озеро, в котором продолжали свой концерт лягушки. Вдали слышался лай собак и песня кузнечиков. Остальное всё замерло. Обнявшись вдвоём, мы долго стояли, любуясь друг другом. Время уже перевалило за полночь. Надо было спешить, потому что утром мне предстояла дальняя дорога.
Крепко обняв Варю, я вытащил пистолет из кобуры, выйдя из её объятий я выстрелил раз в воздух, обождав ещё минуту выстрелил два раза подряд. Эхо далеко раздавалось по сонной деревеньке Калинки. Собаки ещё сильней залаяли. Крепко обняв её, сказал: «Прощай Варя. Жди и не забывай». Сердце моё окаменело. Я не мог сойти с места. Голос её меня толкнул, словно какая-то сила. «Иди домой, Вася», – сказала Варя.
Быстро положив пистолет в кобуру, медленно, широкими шагами я зашагал по влажной земле. На пути мне никто не встретился. Придя домой, я быстро лёг спать, и уснул крепким сном.
Страна Россия, город Сураж, деревня Калинки, 30-е июня 1947 года.
Дни в Польше.
Утро, 14 июля 1947 года, 10-ть часов.
Стояла солнечная погода, на небе ни облачка. Воздух был наполнен гулом самолётов, на крыльях которых нарисован польский знак. Недалеко стояла польская деревенька. Дым из труб ровными столбиками поднимался вверх, слегка наклонившись на восток. Вокруг хвойный лес. Рядом станционная будка и напротив отдельный домик. Невдалеке раздавались паровозные гудки. Мы стояли на полустанке в четырёх километрах от города Будгощ.
Приятный запах хвойных деревьев привлёк меня к себе. Я взял шинель и кусок бумаги, и отправился на край леса. Разместившись на солнцепёке, я стал присматриваться вокруг. Кругом было много всяких насекомых и букашек, которые привлекали моё внимание. Муравьи со старанием взбегали на шинель, пробираясь на моё тело. Я безжалостно бросал их наземь. Они с большой заботой что-то тащили в свой муравейник.
Разные букашки, блестя своими красками, размещались на ветках растений. Кузнечики пели свою песню, где-то в кустах щебетали птички. Воробьи, разместившись на крыше станционной будки, тоже с кем-то перебранивались, прыгая по плотно устланной черепице.
Фриц с паровозной бригады, выйдя на крыльцо своего вагона, что-то клевал со своей ладони, как воробей. Мне не удалось определить – то ли крошки хлеба, то ли зёрна. Фриц стоял и любовался природой. На что он засмотрелся, мне не известно. Он смотрел куда-то на лес, и очень тонко к чему-то присматривался.
Вдруг внезапно пролетела над головой четвёрка самолётов с шумом, оставляя за собой след дыма. Фриц, подняв голову, пристально посмотрел на гудящие самолёты. Я не заметил, как он смылся в вагон. С северного направления послышался шум паровоза, который быстро приближался. Не прошло и минуты, как с шумом через полустанок пролетел пассажирский поезд, не останавливаясь на полустанке. Семафор закрылся, падая под своей тяжестью на своё прежнее место. И снова доносился только шум самолётов, да жалкое шипение паровозов, стоявших около своих составов, и ждущих своего отправления.