Темнеет, и я слышу вой койотов вдалеке. Папа всегда говорил мне держаться подальше от гор ночью, потому что, когда опускается ночь, хищники выходят на охоту. В этот раз у нас нет машины, в которой можно было бы укрыться.
Через какое-то время Райан, должно быть, замечает мою нервозность, потому что показывает на что-то вдалеке и говорит:
– Видишь вон те скалы? Мы сможем укрыться за ними и поспать, чтобы не оставаться такими уязвимыми посреди дикой природы.
Он искоса смотрит на меня, скорее всего, ожидая, что я начну жаловаться на условия, далекие от элитных. Я не хочу, чтобы он думал, будто я боюсь или жалею о своем решении остаться с ним. Я беру его за руку, и мы вместе идем к валунам.
Райан очищает территорию и делает что-то наподобие забора, чтобы убедиться, что наше убежище защищено от животных, которые могут решить забраться к нам посреди ночи.
Он помогает мне залезть на холм и потом некоторое время тратит на то, чтобы убедиться, что нас не видно с дороги, если кто-то проедет мимо. Через какое-то время он опускает голову на руки и бормочет ругательство себе под нос. Я не спрашиваю, но знаю, как он себя чувствует. Опустошение, как пылающий костер внутри меня, устраивается в груди.
Словно по сигналу, вдали раздается вой стаи волков, и Райан притягивает меня к себе.
– Положи голову мне на колени и спи, – говорит он мне. – Нам нужно будет встать рано и отправиться в путь.
Я делаю, как он говорит, но начинаю дрожать, когда ужас от увиденного сегодня возвращается.
– Не могу поверить, что папа сделал это. Не знаю, приду ли я когда-нибудь в себя.
– Понадобится время, малышка. – Он пальцем поворачивает мой подбородок, чтобы я посмотрела на него. – Ты самая сильная из всех девушек, которых я встречал.
– Прямо сейчас я не чувствую себя сильной. Я просто хочу забраться в норку и плакать, пока у меня больше не останется слез. Ох, я ненавижу это чувство поражения. Что мы будем делать, Райан?
Он смотрит на темный ландшафт перед нами.
– Не знаю, малышка. – Он убирает волосы с моего лица и гладит меня по спине, когда я кладу голову ему на колени.
Ночь все тянется дальше, и, когда мои веки становятся тяжелее, я бормочу:
– Просто чтобы ты знал, я не позволю никому навредить тебе.
Он смеется, а потом целует меня в макушку.
– Веришь в чудо, моя мексиканская принцесса? Потому что, думаю, нам оно понадобится.