Вожак банды подскочил к Кузовлёвой, до отказа размахнулся и…по касательной ударил её по макушке. Жестокости у него немедленно прибыло. И ещё Пакостин заприметил, что, получая оплеуху, Милена не втянула голову в плечи, как все, не защищала лицо, а прикрыла обеими руками живот.
– Раз фуфло гонишь, с-сымай трусы, с-сыкуха, – приказал он.
– Нет! – вдруг утратив нездешнюю недоступность и видоизменившись в испуганную девчушку, проронила Милена, отступая к стене.
– Дворянку из себя ломаешь? – прошипел Змей.
Поскольку подлинное воплощение женственности и молодости не дало ему ответа, лишь протестующее вытянув руки, чтобы не подпустить гадподобное существо к себе, Пакостин обезоруживающе процедил:
– Последний раз говорю: сымай трусы, с-сыкуха, или щас как дам по брюху – надавыш пробкой вылетит в стенку!
И такой голый натурализм прозвучал в его голосе, что Кузовлёва утратила всякую способность к сопротивлению во имя сохранения того безмерно любимого создания, что жило внутри неё.
Вован грубо подтолкнул женщину к столу, приклонил головой к столешнице и задрал подол просторного платья для беременной…От происходящего даже Шранка, страшившегося брать на себя грех невмешательства, крючком пригнуло к полу.
– Шанкр! – приостанавливаясь, заорал на него главарь. – А ну, хапай камеру…Хапай камеру, я сказал! Снимай сеанс: ща буду делать маленького змеёныша. Гы-гы-гы! Кто последний, тот и папа, гы-ы…, – глумливо хохотнул он.
– Ы-ыхр, – придушенно всхрапнул Шранк, рванув ворот рубашки – ему не хватало воздуха. Но видеокамеру, тем не менее, он взял.
Меж тем, пауза в действиях садиста явно затягивалась. Как явствовало из ситуации, Пакостин, давно и окончательно отвергший человечность, сейчас отрёкся даже от подобия мужественности: он подозрительно долго копошился в собственном генитальном отребье, точно искал иголку в стогу сена. И его возня в кальсонах сопровождалась каким-то производственным кряхтеньем, далёким от сексуального.
Мелко посуетившись со своей гадливой промежностью на манер нерадивого сантехника со сломавшимся раздвижным ключом, Змей отвернулся от Кузовлёвой. И, не поднимая глаз, сбежал из пыточной, напоследок бросив Шранку: «Эта…Забыл…Мне ж надо на стрелку…А её – в камеру…»
– Тьфу, – выдержав паузу, презрительно сплюнул главарю вслед тот. – Тоже мне, м-мачо без мачете…
2
Рана Заковыкина оказалось не столь уж опасной: сквозная, навылет, кость не задета. А его глубокий обморок объяснялся острой кровопотерей. Минимальную медицинскую помощь бандиты оказали ему в том самом зиндане, куда он так рвался «на свой хребёт». Придя в сознание, Тихон обнаружил себя лежащим с перевязанной ногой на нарах в каменной камере. Его ассоциативная память в этой обстановке сработала, и он вспомнил, что зинданом в некоторых азиатских странах называют тюрьму.