В палате по-прежнему свирепствовало солнце, от которого так и хотелось зажмуриться. Ладно, будем бороться с социофобией. Моё возвращение в общий зал вновь приковало ко мне внимание сестры Фрост.
– Миссис Андерсон? Всё в порядке?
– Да, в моей комнате некуда деться от солнца, – пожаловалась я, и внезапно на ум пришла идея, как себя занять, – Миз Фрост, могу я попросить у Вас листок бумаги и ручку? – Софи нахмурилась.
– Ручку? – Миз Фрост подошла к своему посту и, выдвинув ящичек, вытащила из него шариковую ручку с защитным колпачком у низа корпуса. Видимо, чтобы пациенты не проткнули себе глаз или сонную артерию. А может, и не только себе. Она протянула мне ручку.
– Держите, и вот пара листков. Хотите написать письмо?
– Нет, – отрицательно покачала головой я, – надо применить один метод, которому научила меня доктор Белл. Медсестра улыбнулась.
– Если Вам понадобится помощь, я на посту. – Поблагодарив Софи, я направилась к синему кожаному креслу в углу комнаты. Искусственный материал заскрипел подо мной. Я согнула листки пополам и приготовилась излить бумаге все свои душевные переживания. Приступив к этому нелёгкому делу, я с удивлением обнаружила, что ручка тоже гнётся.
В глазах твоих я вижу тьму
Пустота так неизбежна
Открыть сердце простаку
Столь быстро и небрежно
Среди нарциссов места нет
Сорняку там не пробиться
Гвоздик паршивый цвет
Не суждено им зародиться
Цветите, жёлтые цветы
Не подавитесь желчью
Ослепнут все от красоты
Оглохнут от злой речи
Последние строки вышли особенно жирными, от нажима едва не порвала бумагу. Но мне полегчало. Я откинулась в кресле и, прикрыв веки, стала разминать затёкшую шею.
– Элис? – знакомый голос, робко позвавший меня, заставил встрепенуться. Я открыла глаза и увидела перед собой… Еву. Забравшись в кресло с ногами, я тихо предупредила некогда лучшую подругу:
– Не приближайся. Лучше уйди.
Вид у Евы был жалкий, истощённый. Прошедший год состарил её лет на десять. Мешки под глазами, взгляд потух, между бровями заломы. Как она вообще оказалась здесь? Разве она не должна быть в тюрьме, где ей самое место? Блум уходить не спешила, Ева медленно подошла к соседнему креслу и опустилась в него. Её руки свободно свисали с подлокотников, спутанные медные волосы скрывали от меня лицо, а длинные ноги она вытянула в проход. Поза сломленного, безучастного к жизни человека. Или мне просто хотелось видеть это в ней. Раскаяние.
– Почему ты в лечебнице? – спросила я и обхватила поджатые к груди колени руками. Ева повернула ко мне голову, откинула назад непослушные кудри, обнажая шею. На молочной коже виднелись начавшие сходить синяки, похожие на отпечатки пальцев. Я вздрогнула. Заметив мой взгляд, Блум едва слышно хмыкнула.