В школе Лёха очень любил физику, особенно лабораторки. Сборка электрической цепи в шестом классе оставила неизгладимый след в его памяти: если разомкнуть последовательно соединённую цепь, то обе лампочки погаснут, а если параллельную – одна погаснет, а второй – хоть бы хны. С тех пор Лёха, обозначая своё нейтральное отношение к чему-либо, так и говорил: «А мне параллельно!»
Так же отстранённо, как про лампочки, подумал он о своём перемещении. Если последовательно, значит, он будет жить дальнейшую жизнь в этом времени и с этой точки – вопрос только молодым или старым? А, кстати (Лёха встрепенулся), как он выглядит, сколько ему лет? Поспешно подскочил к пыльному стеклу проходной. Различить морщины или седину в неясном отражении не удалось. Лёхе показалось, что он – именно такой, каким видел себя ежедневно, бреясь в ванной перед зеркалом.
«Если меня встроили в это время («а какое время, интересно?» – отвлёкся Лёха, но быстро вернул себя обратно) последовательно, значит, я должен быть старым и привыкать жить в этом времени, как будто, так и должно быть!»
А если параллельно? Значит, велик шанс встретиться сейчас с молодым или тогда со старым. Лёха несколько запутался в определениях, но никоим образом не в направлении мысли. И что лучше – так или эдак – Лёха тоже не знал.
Кроме физики Лёха очень любил рисовать, чуть что – хватался за карандаш и, несмотря на профессию, связанную с металлом, был отчасти художником, даже этого не осознавая. Лёха рисовал графики наблюдений за погодой, делал школьную стенгазету. Иногда, особенно под Новый год, он оставался в полупустом классе и рисовал, рисовал, рисовал… Летели снежинки и ракеты, мчались сани и мотоциклы, сияли звёзды на небе и на ёлке. Остальные – поэт, староста класса, словом, все, кто отвечал за выпуск стенгазеты, либо уже уходили домой, либо канючили:
– Лёха, завтра дорисуешь. Лёха, хорош, здоровско и так!
И только когда приходила уборщица тётя Катя, гремя ключами, запирать дверь, Лёха нехотя откладывал кисточку и акварели. А утром глядел придирчиво на вывешенную в рекреации стенгазету и жалел, что вот тут не дали ему исправить, и вот тут, и вот тут.
Когда подросли его девчонки, величайшим удовольствием Лёхи стало раскрашивание детских раскрасок. Нет, не тех, которые водой намочишь, и в контурах проступают цвета всегда одинаковые: розовый, невнятно зелёный (или голубой?), жёлтый, а тех где он сам выбирал цвет леса, гор или собаки. Часто увлекался, и речка превращалась в море, переливающееся всеми оттенками синего, какие только нашлись в коробке с карандашами. Иногда через плечо заглядывала жена: