– Я в Париж хочу, на Эйфелеву башню! Что там ещё, в Париже? Сена…
– Не ври. Только сейчас придумала! Ни в какой Париж ты не хочешь!
Страшная гостья погрозила пухлым пальцем, похожим на опарыша. Мария Николаевна взгляда не могла отвести от этого пальца, и черви, омерзительные белые черви засуетились перед её глазами, как давеча окровавленные отрубленные руки.
– Нет! Нет! Мне рано! – кричала Мария Николаевна, мечась от окна к столу и обратно. Щёки её пылали, лопалась кожа на сухих губах. – Рано мне! У меня дел полно, пожить хочу!
– Ну-ка, ну-ка? – перебила гостья, подавив зевок, – какие такие дела? Я понимаю, картина у тебя стояла б незаконченной, или валялся недописанный роман, тогда можно было бы и отсрочить, а без причины …
– Я котёнка возьму с улицы, двух или трёх котёнков. Котят, в смысле. Я сироткам носочки свяжу к Рождеству! Мне б сыночка ещё разочек повидать! Пожалуйста!
Мария Николаевна молитвенно сложила руки, но дама кивала рассеянно и равнодушно.
– Рассчитывала ночку провести без забот, пораньше освободиться, так нет же! Упёрлась бабка! – пробормотала назвавшаяся Смертью себе под нос и схватила Марию Николаевну за руки холодными пальцами.
– Ну же! Узбогойся! Слышала, современные детки так говорят? Хочу тебя отвлечь, а то ты загналась совсем. Узбогойся! Боли не будет. Смотри на меня.
Она притянула Марию Николаевну к себе. Взгляд светлых, почти белых глаз с крошечным зрачком, размером не более точки, поставленной на бумаге шариковой ручкой, завораживал, не отпускал.
«Обкуренная, что ли? Наркоманка! Господи! Я пустила в дом сумасшедшую наркоманку!» Мария Николаевна в ужасе огляделась, словно только сейчас обнаружила странную женщину в чёрных одеждах и с белыми прозрачными глазами на своей кухне.
– Прочь! – завопила она. – Прочь! Прочь из моего дома!
Рывком выдернув руки, схватила незнакомку за рукав, потащила к выходу. Тщетно! Мария Николаевна толкала незваную гостью плечом, бедром, ткнула локтем в спину.
– Толстуха тяжеленная! – хрипела Мария Николаевна, – отъелась на дождевых червях!
И снова думала лихорадочно:
«Ты определись, Маша, если наркоманка, при чём здесь черви?! А, разберусь, мне б её только вышвырнуть!»
Заливисто зазвонил телефон. Мария Николаевна, вмиг потеряв всякую прыть, схватила его, уверенная, что звонит сын. Но её телефон молчал.
Тем временем незнакомка, степенно пригладила растрепавшиеся в минутной потасовке волосы и, покопавшись в складках своих одежд, извлекла чёрный мобильник-раскладушку.
– Могла б рингтоном похоронный марш поставить для аутентичности, – вырвалось у Марии Николаевны.