Ответить что-либо Ирина Петровна не успела. Невестка отсоединилась, оставив свекровь в растрёпанных чувствах.
– Эдик, – пробормотала Бочкина, в сердцах швыряя на стол ни в чём неповинный телефон. – Нашли как пацана назвать! Ведь ясно же, какую кличку мальчишке в школе дадут. Не иначе как Настюшина идея, мой бы Гриша до такой ерунды не додумался.
Ирина уселась на подоконник, рискуя получить нагоняй от внезапно зашедшей старшей сестры, и крепко призадумалась, где раздобыть денег на куртку. Разлука с внучком её не слишком– то волновала. Признаться честно, Ирина Петровна его не любила. Капризный, наглый крикливый мальчишка с длинными зелёными соплями до пупа, пукающий и рыгающий за столом. Приезжая в гости к бабке, он тут же принимался лазать по шкафам, вытаскивать продукты из холодильника, расшвыривать вещи и топать, будто в квартире не один шестилетний ребёнок, а табун взбесившихся лошадей. Никакими талантами мальчик не обладал, единственное, что у него хорошо получалось, это грубить и строить рожи.
И Бочкина, если её лишат удовольствия лицезреть внука, была бы даже очень рада. Но внук, к сожалению, являлся единственной ниточкой, соединяющей Ирину Петровну с сыном. Григорий, после женитьбы крепко попал под каблук Настасьи, и выбираться из под него не собирался.
А весна медленно, но верно вступала в свои права. Ирина Петровна любила весну, с её наступлением ощущая какое-то томление, приятную тревогу.
Ведь в середине марта небо особое, лёгкое, светлое, прозрачное. Таким же становился и воздух. И его, этот удивительный, волшебный мартовский воздух хотелось не вдыхать, а пить, жадно втягивая в себя эту сладость, этот неповторимый свежий аромат талой воды и, пробуждённых после долгой зимней спячки деревьев.
За небо, за воздух, за ласковое жёлтое солнце, за розоватые облачка, за перезвон капели, Ирина могла простить весне пусть не всё, но многое. И горы грязного посеревшего, словно шерсть старого барана, снега, и лужи, грязными кляксами растекающиеся по дорогам, и рыжие колбаски собачьего дерьма.
Бочкина постаралась притушить в себе эту радость, задавить в зародыше, и даже, отвернулась от окна.
От начальства нагоняй получила, расстроила Полину, денег на куртку внуку не может найти, а значит – обида сына, молчаливая, сухая, как старое печенье обеспечена. Вот, отработает она свою смену, вернётся в квартиру, пустую, неуютную, тихую. Съест невкусную еду, вытянет ноги на диване, включит сериал. Вот и всё, что ожидает Ирину Петровну – одинокую, никому не нужную женщину. А ведь она ещё не старуха! Завести бы собаку, умную овчарку или милого складчатого шарпея. Вот только нельзя, Настасья запретила. Ведь они часто привозят к ней Эдуарда. А, что если собака нападёт на мальчика и покусает? А если Эдик подхватит от псины глистов или ещё какую – нибудь гадость?