***
Лукич тихо вошел в кабинет и остановился у порога.
– Проходи, старик, – произнес Костин, внимательно рассматривая внешность арестованного. – Присаживайся.
Лукич провел рукой по бороде и явно с опаской присел на краешек табурета.
– Основательно помяли тебя мои люди, – словно подводя итог своего наблюдения, произнес Александр.
Он взглянул в изъятые при обыске документы и покачал головой. Трудно было понять этот жест капитана, то ли он осуждал своих сотрудников за столь грубые приемы допроса, то ли жалел сидящего перед ним старика.
– Судя по документам, ты Лукич, герой Империалистической войны, имеешь два Георгиевских креста. За что ты их получил, старик?
Лукич усмехнулся. Похоже, он не ждал подобного вопроса от начальника отдела СМЕРШ.
– А сам, как думаешь? – с вызовом спросил его старик.
– Думаю, за то, что бил германца или я ошибаюсь?
– Вот и ответил сам на свой же вопрос.
Костин достал папиросу и закурил. Заметив взгляд Лукича, он, молча, подвинул ему папиросы.
– Закуривай, – предложил он ему.
Старик осторожно взял в руки папиросы и посмотрел на Александра.
– Бери, не стесняйся. Вот и спички, прикуривай.
Они сидели и молча, наблюдали друг за другом, стараясь предугадать действия каждого из них.
– Вот ты скажи мне, Лукич? Ты воевал с немцами, имеешь награды, а сам теперь им помогаешь. Я тебя хорошо бы понял, если бы ты воевал против Сталина. Он тебя обидел, а вот Родина? Неужели ты ее променял, ту, за которую дрался?
Лукич задумался. Складка пролегла на его лбу, как бы разделив его на две половины.
– Хитрые ты задаешь вопросы, начальник, сразу же не ответишь. Конечно, я против нынешней власти, но одновременно, я против и германца.
– Вот ты пригрел этого человека у себя дома, но он немецкий шпион. Он прибыл сюда убивать наших с тобой людей, то есть русских. И для него не столь важно довольны ли они властью или нет. Вот ты же не стал помогать немцам в годы оккупации, а что теперь? Прежде чем ответить мне, подумай…
Александр снова щелчком выбил из пачки папиросу и закурил от недокуренной папиросы. Он продолжал внимательно смотреть на лицо Лукича, ожидая от него любого ответа, но тот продолжал хранить молчание.
– Выходит, ошибся я в тебе старик, – тихо произнес Костин. – Выходит, продался ты немцам, если не хочешь помочь нам свалить их.
Лукич вздрогнул, словно очнулся от летаргического сна.
– Погоди, начальник, записывать меня в немецкие прихлебатели. Ты прав, обидела меня твоя власть, но Родина – нет. Слушай меня внимательно, я дважды повторять не стану. Пришел он ко мне от Селезнева Дмитрия. Я с этим человеком отбывал срок в 1938 году под Омском. Передал мне привет от него и попросил схоронить его дня на три не более. Я его и принял. О том, что он немецкий шпион, я не знал, а если честно, то и не спрашивал. Зачем мне знать многое, знал лишь одно, что он против Советской власти. Как раз, перед тем как вам приехать, он собрался и ушел. Говорил, что хочет найти какую-то медсестру, а через нее найти какого-то командира в советском штабе. Говорил еще, что этот офицер очень важная птица. А еще он просил, чтобы я нашел подводу, говорил, что спрятал кое-какой груз в развалинах разрушенной фабрики, нужно будет его перевести сюда, то есть ко мне. Но тут понаехали ваши ребятки и привезли меня сюда.