Увидеть весь мир в крупице песка… (Бацуев) - страница 69


* * *

В 1976 г. в «Вечерней Алма-Ате» была опубликована моя статья о Василии Ивановиче Дмитровском – прекрасном человеке, первопроходце, кандидате геолого-минералогических наук, главном гидрогеологе Казахского гидрогеологического управления – «Чтоб напоить пустыни» (10.07.1976г).


Приаралье

Поиски и опробование скважин с солёными водами

01. 07. 1974 г.


Снова дорога и снова хорошо. Дорога – это раздумье, которого так не хватает нам в повседневной суете. Дорога – это осмысление пройденного, созерцание настоящего. Дорога – это грусть, близкая к провиденью. Грусть – потому что впереди не только радости и успехи, но и неудачи и вообще годы, которые, хотел бы ты этого или нет,

удаляют нас от нашей юности и приближают, как говорил Тургенев, к нашему вечному пределу.

Еду в Кызыл-Орду. Впервые.


14. 07. 1974 г.


Три дня добирались до места работы. Ехали по жаре на открытой машине. И вот теперь я почти в центре Кызылкумов. Песок не красный, а жёлтый. Барханы не перевиваются, а скреплены саксаульником, верблюжьей колючкой и ещё какими-то пустынными растениями, которые, как кочки в болоте, выступают, пятнами на барханах. Всюду в Приаральских Кызылкумах через каждые 15 – 20 км пути встречаются скважины с артезианскими почти пресными водами. Поблизости от них юрты казахов и почему-то хорошо откормленные бараны, верблюды и коровы. Травы вовсе нет, одни кустарники и колючки – где пасётся скот? Не будь воды, были бы люди здесь? Едва ли.


Рассказ гидрогеолога С. Г. Ткачева,

записанный мной в 1966 году.

Восточное Приаралье


Чтобы не перепутать в какую сторону идти, я лёг ногами в направлении Джусалов. Пустыня есть пустыня, ориентиров нет никаких кроме дороги, по которой мы шли.

Я не знаю, сколько я пролежал в полубреду, я только знаю, что из головы моей никак не выходили чьи – то слова о том, что по правую сторону шоссе при подходе к Джусалам есть речка. И мне всё виделось, как я вхожу в эту речку и пью, пью эту ненасытную изумрудную влагу, заглушая в конце концов огнём стоящую в горле жажду.

Потом я встал и пошёл. Шёл я в бреду, помню, что метров через четыреста я понял, что иду босиком. Ботинки я оставил, оказывается там, где лежал. Но возвращаться было нелепо, когда силы надо было экономить. Песок резал мои ступни и я разорвал сначала майку, а потом и рубаху, чтобы замотать их. Так я шёл долго. Через каждые пятьдесят, может, сто метров я падал, чтобы отдохнуть. Я шёл уже не человеком, а зверем, и почти ничего не соображал, кроме желания погасить огонь жажды. Я шёл, и это правда, передо мной синели моря, реки, полные утоляющей влаги. Но это были миражи. Во рту же всё пересохло, и трудно было разобрать, где язык, нёбо и где что.