Блондинка для Волка (Дало) - страница 104

— Во-вторых, — продолжает Конрад, — вы добавляете себе минусов, которые, поверьте мне, будут учтены на слушанье дела.

— Слушанье? — хмурится Карина. — Суд? Вы думаете, что я доживу до суда?!

Истеричный смех звучит жутко, кажется, мы загнали крысу в угол… Жди беды.

Похоже это понимает и друид. От его расслабленности не остается и следа. Миг, и он перетекает в странную стойку, вычурный жест рукой, и я впервые становлюсь свидетельницей такого волшебства.

Одаренных мало. ОЧЕНЬ мало. Намного меньше, чем Двуликих или, тем более, людей. Зато каждый из них вещь в себе. Рассказывают о них разное, но проявления магии редко можно увидеть. Чаще всего это амулеты, такие как у меня. Или другие зачарованные вещички, даже целые здания, но вот файерболами или чем-то таким маги пуляться не любят. То ли это не так просто, то ли еще по каким причинам. Поэтому к тому, что произошло дальше я была неподготовлена, впрочем, как и Карина с Региной, что намного важнее.

Паркет в холе встает на дыбы. Вот так и сразу. Мертвое, разрезанное, отполированное дерево вдруг оживает, прорастая острыми побегами, стремительно набирающими мощь. Карина вскрикивает, мечется, пытается убраться из зоны поражения, позабыв про пистолет. Секунда, и крепкие жгуты оплетают ноги двух незваных гостий, роняя их на пол. Зеленый хлыст с размаху бьет «тетю» по руке, выбивая оружие. Не успеваю я моргнуть, как обе женщины надежно обездвижены, лежат зелеными коконами, радуют молчанием и красивыми листочками.

— Так-то лучше, — хмыкает Конрад, вновь расслабляясь, вот только больше никто не обманется этой ленивой позой.

— Леся! — объятья Андрея как нельзя кстати, и я позволяю себе, наконец-то, выдохнуть. — Ты цела? Не пострадала? Все хорошо, милая, все уже хорошо…

Знаю. Не может быть плохо, если тебя обнимают самые нежные руки в целом свете. Прижимаюсь еще плотнее, а потом задираю голову, требуя то, что и так мне принадлежит. Ликан охотно целует, выпуская на волю страсть, тревогу, всю мешанину чувств. Они такие крепкие, такие пьянящие, эти чувства, что я и вовсе забываю о том, где мы, кто рядом. Имеют значение только его жаркие губы, его наглый язык. Все остальное может катиться к черту.

— Кхм, детки, это, конечно же, важно, но может все же подождете? Совсем чуть-чуть, обещаю, — ехидная подколка друида отрезвляет всего на секунду, но этого хватает, чтобы прийти в себя.

Из волчьей груди раздается недовольный рык, сам он покачивается, едва держась на ногах.

— Андрей! — это уже я вскрикиваю, вдруг замечая в каком он состоянии. — Твою мать, да что же это!