— Господи, — шепчу, протяжно выдохнув.
— Он, Маргарита Андреевна, уже неделю в городе. И знаете, какие документы он запросил в первую очередь? Не отчет за прошлый год. Не план на текущий сезон. Не бухгалтерский учет дебета с кредитом. Он потребовал копию вашего личного дела из отдела кадров, тщательно его изучил, а потом взялся за Ярослава и Мадлен. У этого человека какие-то нехорошие планы. Он купил компанию за бесценок и явно не для того, чтобы поднимать ее с колен. Можете считать меня психом и звонить моей жене с советом показать меня наркологу, но глядите в оба. Вы и ваши друзья под прицелом нового руководства. И я боюсь представить, что у него на уме.
Каким бы козлом я не считала Афанасьевича за то, сколько крови он у меня попил за мои пять лет стажа, сейчас, сглатывая застрявший в горле ком, я вижу, что он действительно очень переживает за меня, Ярослава и Мадлен. А переживать, увы, есть за что. Если все его слова — правда, то мы действительно в большой опасности. А самое жуткое — я не представляю, чего ожидать от Богатырева!
— Вы еще здесь? — его голос липкими лапками леденящей душу угрозы ползет по моему позвоночнику.
Афанасьевич, посмотрев куда-то сквозь меня, вмиг бледнеет. Округлив глазки, замолкает, поднимает с бетонного пола свою коробку и пыхтит:
— Уже уезжаю. Прощался с Маргаритой Андреевной. Желал ей удачи на новом месте.
— До свидания, — Богатырев четко дает ему понять, чтобы топал отсюда и никогда не возвращался.
Афанасьевич закидывает коробку на заднее сиденье своей машины, прыгает за руль и торопливо уезжает с парковки. Как только его авто скрывается за поворотом, Богатырев показывается из-за моей спины.
— Я хочу уволиться по собственному желанию! — заявляю, прежде чем он начинает свои ядовитые угрозы.
— А вот это вряд ли, — цедит, наступая и пригвождая меня спиной к машине.
— Тогда по статье. Мне плевать, — шиплю ему в лицо.
— Тебе, может быть, и плевать. Но о дочери ты подумала? — Его глаза расковыривают в моих воспоминаниях ночь на яхте. Ту самую, когда этот извращенец снимал нас на камеру. Я до последнего надеялась, что он не станет использовать это видео, чтобы насолить мне. Ошиблась. Он отравит мою жизнь — либо шантажом, либо действиями.
— Будь ты проклят, Платон. Я тебя презираю. Слышишь?
Его рука вольно опускается вниз, задирает подол моей юбки-карандаш и проникает к внутренней стороне бедра.
— Припоминаю, что однажды ты уже смотрела на меня так же. Претенциозно, — скалит клыки, а в глазах раздувается полыхающее пламя. — Это дело поправимое.
Хватаю его за запястье и торможу руку, пробирающуюся выше.