Девчонка, пыхтя, пробиралась за ним. Она могла бы попытаться бежать, — он был не в состоянии преследовать ее. Но, наверное, она боялась остаться одна в темном лесу. Она несколько раз шумно падала, один раз даже болезненно вскрикнула, но он не мог ей помочь, сам еле пробираясь сквозь темный лес, спотыкаясь обо все, что только попадалось на пути.
Впрочем, она не просила о помощи, не молила остановиться и передохнуть хотя бы чуть-чуть и, как ни был Саймон измучен и как ни вяло работала его голова, он заметил это. Гордячка? Или весьма разумная особа понимающая, что им нужно уйти как можно дальше от замка? Почему-то он склонялся ко второму варианту, и это вызывало в нем невольную симпатию к маленькой упрямой девушке, которая посмела угрожать ему, даже сидя в камере.
Как странно распорядилась судьба, послав ему дочь лорда Корби! (Саймон надеялся, что девчонка ему не солгала, и действительно является той, которой назвалась.) Это был не иначе как божественный промысел. И Саймон, который не молился вот уже двенадцать лет, вознес про себя хвалу Всевышнему — короткую, но прочувствованную.
Казалось, силы у него после молитвы прибавились. Или это произошло оттого, что за ним шагала та, которая станет его отмщением злейшему врагу?
«Она согласилась стать моей женой. Так твердо сказала «да»! Но — выполнит ли она свою клятву? Все женщины — лгуньи; и ей не обмануть меня ни своими мягкими кудряшками, ни доверчивыми огромными глазищами. Надо как можно быстрее найти священника и обвенчаться с ней. А сначала — припугнуть ее хорошенько, чтоб не вздумала сбежать, когда начнет светать».
— Держись поближе ко мне, не отставай, — прохрипел он. — Здесь водятся волки и медведи. И прислушивайся — за нами может быть погоня.
— Хорошо, — пролепетала она, и по ее испуганному голосу Саймон понял, что своими словами добился нужного эффекта…
7.
К тому времени, как они вышли из леса на широкое поле, Евангелина едва волочила ноги. Впрочем, старик тоже явно устал, его шатало, но он продолжал упорно идти, сгибаясь под тяжестью своей ноши.
На поле сушились пышные стога сена, и девушка испытала даже не облегчение, а настоящее счастье, когда ее спутник сказал, что они заночуют в одном из стогов. Правда, она сомневалась, что сможет уснуть на колючем сене, раньше ей никогда не приходилось ночевать в таких условиях. Для изнеженной Евангелины всегда были взбиты расторопными слугами пуховые перины. Но стоило ей лишь упасть на мягкое сено, душистый запах которого немного дурманил голову, как она тут же провалилась в сон.