— А на кой графине Дашковой беречь царскую библиотеку? — спросил Ростовцев. — Только не говорите, что это была какая-нибудь семейная клятва…
И он выразительно покосился на д'Эрваля. Гасконец сделал вид, что ничего не заметил — он баюкал на руках кожаный футляр с «катарским свитком», словно мать, баюкающая уснувшего младенца.
— А как вы об этом узнали, пан поручик? — удивился Янкель. — Борух таки да, уверял, что об этом никому неизвестно…
— Кроме него самого и ещё двух-трёх дюжин жидов московской общины? — насмешливо спросил Ростовцев. Его явно забавлял этот разговор.
— Чтобы да, так нет! — Янкель сделал испуганные глаза. — Это настоящая тайна, пан поручик, и бедный Борух поведал её мне только на смертном од=ре, в марте прошлого года…
Что-то многовато развелось в последнее время тайн. — буркнул Ростовцев. — давай, выкладывай, что он там тебе поведал?
Янкель тяжело вздохнул.
— Отец графини Дашковой, генерал-аншеф Рома́н Ларионович Воронцо́в был масоном, одним из основателей петербургской ложи. Не спрашивайте меня, как узнал об этом Борух, но только он уверял, что создавая ложу, он принял на себя клятву беречь чернокнижные тома из библиотеки московского царя. Вроде бы в ней содержался пергамент, в котором сказано, где хранятся христианские святыни, вывезенные из Святой Земли ещё крестоносцами. Масоны только из-за них искали библиотеку, а найдя — поручили Воронцову сохранять и передавать своим потомкам эту тайну.
Я не выдержал и подмигнул д'Эрвалю. Тот сделал вид, что нисколько не интересуется рассказом Янкеля — но я заметил, как дрожат его пальцы, сжимающие футляр.
— Эк всё запутано, перемешано… — подвёл итог Ростовцев. — Вот и говори потом, что не бывает случайностей!
Я встал. Измученные ноги, как и пятая точка, бурно протестовали против такого насилия.
— Полагаете, поручик, что это случайность?
— А что ж ещё?
— Об этом мы потом поговорим, когда выберемся из Москвы. А сейчас — не кажется ли вам, господа, что мы тут слегка засиделись? Наверху уже вечер, темно, самое время уходить…
С Янкелем мы расстались на Варварке, в половине квартала от обугленных брёвен на месте Глебовского подворья. Я вручил ему бывшему проводнику заветный свиток Торы, и надо было видеть, как полезли у него глаза на лоб. Да и Ростовцев не стал скрывать удивлённой гримасы.
— Вряд ли вы, Соломон, и ваши соплеменники полезут теперь раскапывать библиотеку. — торопливо пояснил я. Да и нам, вроде, незачем. Вот кончится война, сообщим о библиотеке хоть в Московский Университет — пусть добиваются, раскапывают, ищут. Ещё и тебя, Соломончик, позовут, чтобы нужное место показал!