– Ну а ты много знаешь, как я посмотрю. Уже она тебя и охмурить успела?! И когда это случилось? Даже сестру оскорбляешь из-за какой-то там…
– Замолчи, Клавка…– угрожающе проговорил парень.
– А то что – ударишь, прогонишь? Смотрел бы на путных девчат – вон их сколько в поселке. И многие на тебя глаз положили, а ты никого не видишь. Красотку нашел, ишь… Лучше бы к Марише пошел, давно по тебе сохнет, всем спокойнее. Уж та девка свойская, а то нашел себе кралю, как бы беды не вышло,– отворачиваясь от брата с вызовом почти прокричала Клавдия.
– Да что ты привязалась со своими чудачествами? Какой беды? Нашла, кого в пример, – Маришу! Да на ней клейма негде ставить! Чем тебе та девушка не угодила?
– Когда узнаешь, поздно будет, и Шурка ихняя так и говорит: дескать, из-за границы она не просто так сюда попала. А там с немцами водилась…
– Ну все, хватит – поговорили… И перестань мне норов свой показывать… Мать мне нашлась…
– Да… А мать-то тебе ничего не скажет, ты сам должен увидеть…
– Да что я должен и кому – сам разберусь. Иди уже домой, тебя дети ждут, ужином корми. Нечего здесь мне мораль читать,– сердито буркнул Федор, злясь на сестру, на себя, за то, что не может положить конец всем пересудам и защитить девушку, которая так манила к себе.
Вечер был испорчен. Вся радость от воспоминаний об Ане померкла. И как ни хотел бы Федор забыть слова сестры, ему не удавалось успокоиться. Вошел в дом, поужинал молоком и свежим хлебом, надел вельветку и вышел за калитку. Постоял, подумал и пошел вверх по улице в сторону дома Зарудных.
Прошел мимо туда-сюда, немного постоял в переулке, народу вечером на улице нет: все были заняты каким-никаким хозяйством. Ночь приближалась. Не зная, куда себя деть, не имея еще друзей-погодков, с кем бы можно поговорить, посидеть, он со злостью вспомнил слова сестры. И, круто повернув от переулка, вышел на тракт, пошел в сторону дома Мариши. Сам не осознавая до конца, что делает и зачем, он открыл калитку, вошел во двор, постучал в освещенное лампой окно. Занавеска отдернулась, выглянула Мариша, охнула и быстро вышла на порог.
– Пустишь?– коротко спросил Федор.
– Заходи,– как ни в чем не бывало проговорила та, словно расстались только вчера.
Когда Федор вернулся домой, он и сам не знал. Но такое разочарование его охватило, такая досада грызла душу, когда проходил мимо усадьбы Зарудных. Он терзался теперь мыслью о непоправимости содеянного, но, придя домой, уснул и тогда только вскочил с постели, когда петухи закричали.
***
Дни понеслись один за другим. Федор работал, учил мужиков, общался с ними на работе, ремонтировал технику, старался забыть все, что произошло. Изредка встречал на пути к своему дому Маришу – та нарочно приходила на его улицу вечером – отводил глаза, коротко здоровался и проходил мимо. Аню он больше не видел и ничего о ней не слышал. Только какая-то смутная тревога все чаще терзала его душу.