Жизнь в цвете хаки. Анна и Федор (Ана Ховская, Ховская) - страница 136

Анна, плача от жалости к детям и к Рае, слушала, как подвыпившие сваты сначала причитали над телом дочери, а потом кричали: «Сама захотела так, пусть лежит, уже ничего не сделаешь, давайте выпьем: праздник же!..» И так в течение всего вечера до утра.

Детей Анна уложила спать соседей, потому что сватам приходило в голову запевать застольные, детвора боялась шума, начинала плакать, не понимая, почему мама молчит и не встает.

Вернувшись после похорон домой, Анна долго не могла успокоиться, перебирая в памяти события тех дней. Детей сваты оставили у себя, сказали, что оформят пенсию по потере кормильца, оформив прежде опеку. Что-то там у них не срослось, периодически отправляли внука в Голубиновку. Мальчик, пожив некоторое время, плакал, просился назад.

Степан стал оплачивать алименты, собирая квитанции о переводе денег родителям Раи. Вскоре, будучи пьяным, повесился и тесть, теща осталась с малышами одна, естественно, денег не хватало. Степана третировали, не отдавая детвору, но и не соглашаясь на лишение его отцовства. Так жил он долгое время, не женившись больше, часто навещая ребятишек в городе. Потом он начал пить.

Но, живя в родительском доме, подставлял мать под удар, когда отец начинал ругаться на его поведение, а она защищала сына. И этими действиями только еще больше провоцировала его пьянство, чувство безнаказанности, но и безнадежности. Депрессия наступила надолго.

Уже после смерти Федора у Степана случилась прободная язва желудка, успели отвезти в район. Это было время, когда в клиниках не было лекарств, бинтов, а о наркозе никто и не вспоминал. Чтобы спасти Степу нужна была срочная операция. Вместо наркоза ему дали стакан водки, разбавленной спиртом (чтобы опьянеть, ему большего и не надо), и сделали операцию, оставив трубочку на всякий случай. Когда позже ее вытащили, открылся свищ, который как будто что-то просил, периодически открываясь и закрываясь.

Лена привозила ему лекарства, облепиховое масло, мазь, которую можно вливать в этот свищ для зарастания. Но все было бесполезно, и, чтобы заглушить боль, он начал потихоньку выпивать, не обращая внимания на упреки. «Вы же не знаете, как оно у меня болит»,– так отвечал он при очередном скандале. Конечно, у всех своя боль.

А сын Степана Валера уже вырос и работал на какой-то пилораме, попал под пилу, где ему отрезало руку по локоть. Оформив пенсию по инвалидности, он перевел ее на своего ребенка, который был у него (он женился, прожив всего год с женой, а ее родители предложили уйти из семьи: не нужен однорукий). Валера, не выдержав всего этого, покончил с собой.