Делать нечего, Лена написала объявления о продаже дома, утвари, дров, развесила по столбам в поселке. Надо сказать, что она увидела мать совсем поникшей от горя. Видно, у нее был сильный стресс: она то плакала, то сидела молча, то начинала тихонько причитать, качаясь из стороны в сторону. Очень просила дочку сводить на могилу Степана.
Когда пришли на кладбище, Лена увидела, что он похоронен в общей оградке рядом с Федором… Два родных человека, ненавидящие друг друга при жизни, казалось, примирились после смерти… Анна долго без слез стояла возле могилы, видно, она как-то успокаивалась… А дома уснула, переговорив с дочерью о поминках.
Лена подготовила все к девятинам: кому отнесла заготовленные узелки со сладостями, платочками, как принято в поселке, кого пригласила по желанию матери домой. Анна то просыпалась, то снова впадала в забытье, видно, так устала от произошедшего, потеряла счет времени, что ей было все равно, как все будет идти. Лена не стала ее будить, когда назавтра пришли люди, извинилась перед ними за мать, сказав о плохом ее самочувствии (да все и понимали, как тяжело теперь пожилой женщине). Посидели, поговорили, поели приготовленные блюда, получили с собой узелки со сладостями и разошлись по домам.
Остались Надя, когда-то часто ночевавшая в доме, пришла и сильно постаревшая Малайя, знавшая Лену, сидели и беседовали, когда вошла отдохнувшая мать. Она удивилась, что никого нет за столом, и посуда стоит пустая, ее успокоили: народ был, и все прошло хорошо. Анна недоверчиво смотрела на девчат и не знала, что думать и говорить. Лена усадила мать за стол, положила еды, разговорились. Анна успокоилась, видно, почувствовала, что так и было. Дочь поняла, что именно разговорами надо ее отвлекать. А в это время, услышав, что приехала любимая учительница, приехали бывшие ученики, обнимая ее и делясь своими новостями.
Так потихоньку пришел вечер, Анна снова уснула, а Лена долго не могла успокоиться сама: было страшно, темно и пусто в доме. Наступали осенние холода, чтобы не простудить мать, она натопила дом дровами, сидела у плиты и смотрела на огонь, подкладывая полена, чтобы тепла хватило до утра. Уснула уже, когда стало светать. Собачка всю ночь молчала, видимо, никто не тревожил, хотя по поселку уже давно ходили слухи о бесчинствах по усадьбам. А тут и подавно можно чем-то поживиться: никого из мужчин, одни женщины. Но Бог миловал, хотя каждую ночь и мать, и дочь молились о защите, разговаривали допоздна, вспоминая былое. Дочь, как и раньше, расспрашивала о юности матери, вспоминала обиды отца. Сидя рядышком, они отогревались теплом друг друга.