Мало-помалу их беседы сделались более откровенными и доброжелательными, и тогда Кира словно бы преобразилась, сделалось ясно, что она очень одинока и безумно скучает по дружескому общению. Возможно, тюремщик был не самой подходящей аудиторией для откровений пленницы, но другой у Киры не имелось, а ей, чтобы не свихнуться, позарез требовалось выговориться. В конце концов, по сравнению с безмолвной пирамидкой, перед которой Кира исповедовалась, когда во второй раз потеряла Семёна, Джарет был просто идеальным собеседником. Так что рассказчица не стала капризничать и с благодарностью приняла подарок, который подбросила ей судьба.
Слушая рассказы о Кириной семье, Джарет поначалу отнёсся к ним как к выдумке мечтательной женщины. Его собственная жизнь была настолько далека от того, о чём она говорила, что их общение порой напоминало беседу инопланетян. До этого времени бессмертный даже представить себе не мог, что можно посвятить свою жизнь не высокой миссии защиты человечества, олицетворённой идеалами Ордена, а конкретным людям, например, любимой женщине и ребёнку. Что же должно было случиться с Кириным мужем, чтобы эта простая, но совершенно недоступная бессмертным мысль вдруг стала для него истиной? Неужели на свете действительно существовало нечто, способное превратить бессмертного в обычного человека?
Рассказы Киры стали для Джарета откровением сродни гласу с небес, вещающему о царствии божием. Что ж, даже бессмертным порой хочется поверить в доброго боженьку и ангелочков с крылышками, и Джарет тут вовсе не был исключением. На самом деле Кира вовсе не пыталась поразить своего собеседника описанием каких-то неземных чувств и страстей, она просто с упоением вспоминала всякие забавные истории из их совместной жизни с Семёном, но в представлении бессмертного эти истории были не иначе как описанием райских кущ. Мало-помалу Джарет втянулся, и теперь каждый день, прожитый без бесед с Кирой, стал казаться ему пустым и бессмысленным. Он даже не заметил, как подсознательно начал примерять на себя ту роль, которую играл в жизни Киры её погибший муж.
Поначалу это была просто игра, Джарету нравилось представлять себя на месте Семёна и пытаться смотреть на жизнь его глазами. Но однажды ночью он проснулся с чётким осознанием того, что его собственная жизнь отчего-то перестала быть для него тяжким бременем, словно в ней наконец появились новые смыслы, ради которых стоило жить. Вряд ли Джарет отдавал себе отчёт в природе случившейся с ним метаморфозы, а потому тупо приписал вновь обретённый душевный покой положительному влиянию Киры. Наверное, он даже вполне искренне поверил в то, что полюбил эту женщину, которую послала судьба отчаявшемуся бессмертному. Что ж, доля правды в этом умозаключении явно присутствовала, Кира действительно сделалась для Джарета чем-то вроде заветного талисмана, но весьма сомнительно, чтобы речь действительно шла о любви.