Слава спросила как-то, почему Алька не училась? А та посмотрела на неё и глаза стали почти бесцветными, столько было в них боли. Славка, конечно, поняла, что допустила промах и, хлопнув подругу по плечу, сказала:
- Да не парься, не всем дано. Меня вон вообще дед в лесу нашёл, а если б не это, так я, наверно, и говорить не могла бы, а про писать и считать вообще молчу.
- Как Маугли? - Алькира удивлённо посмотрела на Славку.
- Да никто не знает, как я там оказалась. И фамилию в доме малютки мне поэтому и дали
- Волкова.
- Так ты ведь говорила, что у тебя мама умерла.
- А знаешь, они ведь мне как родители. Да и объяснять запутанно всё, ладно, пошли выпрашивать булку у поварихи.
Слава быстро окрестила Алькирию - Алькой, и та при упоминании булки улыбнулась.
Алька и Славка были очень разными. Волевую и боевую Славку в детдоме старались не задевать, зная её взрывной характер. Даже когда она была неправа, могла накинуться на подвернувшегося под руку. А вот над тихой и скромной Алькой многие издевались, когда с ней рядом не было Славки. Но как только она приезжала с тренировки, начинала такие разборки с обидчиками, что клочья волос порой летели. Учителя, первое время пытавшиеся обучить Алькирию, в скором времени были разочарованы, а потом и вовсе старались её не спрашивать. И с ней лично стала заниматься директриса.
К шестнадцати годам Альку как прорвало, она слету запоминала всё сказанное учителями и стала одной из лучших учениц. Директриса не знала, как нарадоваться, она старалась ко всем воспитанникам относиться одинаково, но почему-то эта девочка всегда заставляла её сердце сжиматься от щемящей тоски по своим так и не рождённым детям.
На новогодние каникулы девчонки приехали к деду счастливые и весёлые.
«Ах, молодость!» - думал Макар, глядя на хохочущих девчонок, накрывающих стол. Они шушукались и, когда куранты пробили двенадцать, выбежали на улицу и кричали во всё горло:
- Ура! Ура! С Новым годом!
А Макар сидел в доме смотрел на них счастливые лица. «Как же мне не хочется, крохи мои, омрачать вам это счастье, да не в моих силах менять что-либо. Вон Глафира уже приходила, звала, а я как подумаю... ну на кого оставить этих стрекоз малолетних».
Боится, ох как боится он за сердечки неокрепшие, за души ранимые. Сколько лет прошло после смерти Г лафиры, а Зарислава так и носит эту боль, хоть и сказала, что отпустила -да только иногда вспыхнет ярко эта боль в её глазах. Держит в себе, с виду и не скажешь, да только разве можно от старика что-то скрыть. Эх, Зарюшка, кровиночка - на кого же тебя оставить, как рассказать, что пора уходить. Настал и его черёд, давно косая стоит и поджидает. Да он вот всё прочь её гонит - противится.