– Ничего, не волнуйся.
Образ Николаса, вступающего в очередную драку, появился перед внутренним взором, я принялась искать другие следы насилия, но на лице парня не было ни царапины. Я изучила его кулаки – никаких синяков.
– Почему у тебя повязка на запястье, Николас? – сурово спросила я, меняя тон голоса.
Он откинул голову назад, и на его губах появилась улыбка, которую я не сумела толком интерпретировать.
– Только не злись, ладно, Рыжая?
Я сдвинула брови и потрогала его запястье.
– Что ты наделал? – спросила я, и в голове затрезвонил тревожный будильник.
– Посмотри сама, – сказал он, призывая меня снять повязку.
Я сделала это, не теряя ни секунды, и обнаружила свежую и четкую татуировку.
– Боже мой! – хрипло воскликнула я.
Ник ухмыльнулся.
– Вряд ли нужно вечно скрывать такой шедевр.
Я изучила татуировку. На гладкой, но чуть припухшей коже Ника красовалась написанная моим почерком чернильная надпись: «Ты мой».
– Скажи, что это не татуировка, – умоляла я. Мое сердце билось как безумное.
– Ты действительно думала, что я позволю стереть надпись? – ответил он, с гордостью глядя на запястье.
– Ты спятил, Николас Лейстер! – воскликнула я. Меня обуревали самые разные эмоции. Татуировка, это навсегда, знак на коже, который всегда будет напоминать ему обо мне… Два слова требовали многого от него – и от меня.
– Ты была выгравирована на мне задолго до того, как я сделал это тату, – начал Ник, намекая на выбитый узел в виде восьмерки, который был у нас обоих. – А теперь у меня есть еще одно напоминание, которое будет со мной всегда, Рыжая. Но не придавай татушке большего значения, чем она имеет.
Но я сильно испугалась. «Ты мой» – звучит очень ответственно. Несмотря на объяснения Николаса, у меня сдавило грудь.
– Мне пора, – объявила я, поднимаясь, но Ник удержал меня.
Он прищурился и серьезно посмотрел на меня.
– Ты злишься, я не хотел, чтобы ты сердилась, – недовольно пробормотал он.
Я помотала головой. Внезапно у меня перехватило дыхание, и я срочно захотела выбежать на улицу. Я заметила, что Ник ждет моей реакции.
– Татуировка – это на всю жизнь, Николас, – сказала я, сглотнув ком в горле. – Ты пожалеешь, что сделал ее, я знаю. Вдруг однажды она станет твоим плохим воспоминанием, призраком, который преследует тебя? Ты пожалеешь и возненавидишь меня, поскольку она будет напоминать обо мне, даже когда ты не хочешь.
Николас заставил меня замолчать быстрым поцелуем. Бойфренд казался очень нежным, но я чувствовала его напряжение и твердость губ.
– Иногда я не знаю, что с тобой делать, Ноа, правда.