– Ничего, похлебаешь жиденького – тошнота пройдет, – ворковала Любаша.
Ольга послушно дула на горячий суп и отправляла в рот маленькие кусочки хлеба.
– Оля так нельзя, – тихо, не отрывая взгляда от тарелки, начала Татьяна. – Нужно жить. Ты всегда была оптимисткой. Ты всегда любила жизнь. Что случилось, Ольга?
– Многое случилось, Танюша, – Лебедева обвела глазами комнату. – Но ничего, девочки, я обещаю сама себе, что завтра же начну новую жизнь…
Ее перебил стук в дверь. На пороге стояла тоненькая черноглазая девочка:
– Меня вахтерша попросила передать вам это, – девочка протянула конверт и быстро убежала.
– Ленка написала, – радостно сообщила Любаша и отдала письмо Ольге.
Быстро распечатав конверт, Ольга достала письмо и стала читать: «Привет, Оля. Ты, однако, нас своими письмами не радуешь. Я все хожу к дяде Диме, спрашиваю, не пришло ли им письмо. И он, в конце концов ,рассердился на меня, накричал. Он ведь тоже ждет, я понимаю. Поэтому ничуть не обиделась. Решила тебе первой написать. Тем более, что адрес мне теперь известен. Спасибо Наталья. Ей позвонила как-то с сельсовета, спросила как ты. Она дала мне твой адрес. Передавай ей привет от меня. У нас в деревне неспокойно. После твоего отъезда Лешка куда-то делся, да так до сих пор нигде и не видать. Шурка Сковородникова, ой, теперь уж Емельянова, по-прежнему работает секретарем у нашего председателя. Очень любит ездить на всякие заседания в Светлоярск. И даже на пару недель, по какому-то там приглашению, ездила в Красноярск. А мы, простые смертные, трудимся, как пчелки. Я теперь бригадир. Стараюсь держаться на высоте. Только вот иногда взгрустнется, да так взгрустнется, что моченьки нет. И пойду бродить по нашим нахоженным с детства тропинкам.
А Мишка-то, а Мишка-то наш Мейдзи! Он теперь заместитель председателя. Ходит по хутору весь такой доброжелательный, с каждой бабулькой за ручку здоровкается, жизнью каждой интересуется. Что-то в блокнот записывает. Его сначала наши девчонки насмешками было, а потом смотрим: он и взаправду помогает. «Вот, – говорит старик Шапошников,– дровишек б, а то, как в гражданскую в болотах воевали, так ревматизм мучает меня». Через два дня гляжу – подвода с дровами на двор к Шапошникову завернула. «Ну, – думаю, – дела». И все-таки кажется мне, что это неспроста. Что делается это не от доброты сердечной, а с каким-то умыслом. Ладно, черт с ним, с этим Мейдзи. Зато Людка Сковородникова, ой, опять, теперь уж Мейдзи, так вот, она беременна. Представляешь?! От этого рыжего чудовища родить еще каких-то… Михайловичей! Ужас!