— Па-а-адьем, кр-р-рысы тр-р-рюмные! Ублюдки ленивые! Всех на р-р-рею!!!
Тут же со всех сторон понеслись громкие проклятия. Попугай собирался что-то еще крикнуть, но кто-то из матросов исхитрился метко запустить комок нестиранного исподнего прямо ему в башку, и "гроза морей" был вынужден, бешено вереща, ретироваться наверх.
Один из матросов нагнулся над трапом и прокричал в темноту нижнего трюма:
— Траум, я убью твоего попугая! Суп сварю из этой бестии!
— Не забудь потом выбросить его тушку за борт. И кастрюлю заодно, — в темноте зажглись два желтых глаза-огонька, — Клянусь Богом Единым, эта тварь наверняка ядовита!
Попугая Траум притащил на корабль чуть более полугода назад. В его памяти как-то раз всплыло воспоминание, что на пиратском корабле непременно должны быть либо мартышка, либо попугай. Мартышки на здешних островах водились такие, что сами кого хочешь съедят, поэтому его выбор пал на попугая. Птица, отловленная на одном из островов, куда заходили пополнить запас питьевой воды, как-то подозрительно быстро освоилась с тяготами и невзгодами корабельной жизни. Особенно ей понравились тяготы, касающейся кормежки. Ну, а обучать ее разговаривать, как показал дальнейший опыт, и вовсе было ошибкой.
Чуть больше года, как Валдис стал полноправным членом экипажа корабля. Уже ровно год, как трюм, в котором так и остался жить оборотень, не запирался на ночь на замок. Более того, его нарочно старались ставить в ночные вахты, так как даже не очень яркое дневное солнце сильно слепило его адаптированные к ночной охоте глаза. Зато его умения и потрясающая живучесть сильно помогали при абордажах, когда схватка переходила в темные трюмы неприятельских кораблей. Низкий, шустрый и прекрасно видящий в темноте оборотень, обладая острыми когтями и нечеловеческой силой, наводил настоящий ужас на умников, которые решали обороняться внутри своих кораблей.
* * *
Вечером, перед самой ночной вахтой, подсвечивая себе мерзостно-ярким фонарем, в трюм спустился боцман. Отыскав среди ящиков и тюков Траума, он бросил перед ним тяжело звякнувший мешочек.
— Твоя доля. За полгода, что ты на берег не сходил.
— С выигрышем? — ехидно поинтересовался оборотень.
— С выигрышем! — недовольно пробурчал старый косматый боцман. — Вот, пока ты демоном блохастым был, ну золото, а не матрос! Хоть и жрал много, но служил молча, на глаза не попадался. А как только научился человеческий облик принимать — на тебе. То карты, то кости! То попугая своего, треклятого, приволок. Человечность вас портит, мистер Траум.
Траум лениво поковырялся в мешочке когтем. Золотых монет в нем лежало всего несколько, но серебра было довольно много. Не став считать, он пнул мешочек обратно под ноги боцмана.