В другой стороне помещения стояла Эмилия, удерживавшая свой дымящийся пистолет на вытянутой руке. В благодарность мужчина в одно мгновение направил свой пистолет в её сторону и сделал оглушительный выстрел. Пуля угодила точно в место крепления алого пера, прошив насквозь голову гвардейца, и брызнула мозгом из затылка. Противник, уже занесший алебарду, с опустошённым магазином, над девушкой, покачнулся и упал замертво на спину, распластав конечности.
Ответ девушки выразился в широкой улыбке, которая продлилась менее секунды, ибо ситуация требовала максимального сосредоточения и не момента упущения.
Карамазов встал у окна небольшой одноэтажной постройки. Впереди виднеется лишь заброшенный двор, в котором остался фундамент от старого строительства, выступавший на свет кусками, линиями бетонных заграждений. Средь этих линий и ложились гвардейцы Султана, начав обстреливать из своего экзотического оружия полуразрушенный дом. А когда у солдата кончались патроны, он бросался в самоубийственную атаку, решив «Умереть ради Великолепнейшего Султана и родины».
Красным ковром гвардейцы заполняли весь двор, всё пространство возле заброшенного здания, территория которого была окружена бетонным забором в виде огромных плит.
Бывший инквизитор присмотрелся к положению и сорвал с пояса детонатор. Всё шло так, как он хотел, и гвардейцы легли туда, где, как они считали безопасным. Карамазов активировал детонатор, и многие места во внутреннем дворе с его стороны начали безумно фонтанировать чёрной липкой жидкостью, которая покрыла склизкой и вонючей бурой пеленой практически всех противников. Затем устройства, которые изливали вещество подобное нефти дали искры. Через секунду практически всё пространство заполнилось огненным приливом, что адской волной нахлынул на боевых слуг Султана. Крики агонии и боли наполнили пространство, разодрав его своей жуткостью. От каждого возгласа стынет кровь в жилах, а десятки неистово вопящих воинов внушали такой ужас остальным, что наступление было попросту сломлено, как и дух наступавших.
Такую же операцию со своей стороны произвела и Эмилия. В этот же момент три десятка гвардейцев Султана истошно заорали, став бежать от боли туда, куда могли, ознаменовав душе трепещущей агонией провал первого атаки на дом. И шестьдесят гвардейцев, штурмовавших дом, обратились в пылающие факелы, практически обернувшись за считанные секунды в уголь. Запах боевого пороха был абсолютно сменён запахом горелой плоти и пылающих химикатов.
Карамазов в это время испытал приступ жуткой душевной боли, от которой за время службы в Инквизиции отвык, хотя навыки возвращаются быстро. Он, издав лёгкое стенание, опёрся на окно, чуть ли упав, чувствуя далеко не терзание души, а неприятное ощущение у груди – выстрел, хоть и не пробил панцирь, доставил страдание.