– Зря, – сказал ему «мастеровой» вчера, когда он все-таки сунул пигалице треть каши на дне – просто выгреб и плюхнул в подставленный лодочкой ладошки и толкнул – вали отсюда, и, вылизав миску до блеска, передал следующему. – Она ко всем ходит – ходит и стоит, ходит и стоит, теперь не отвяжется, раз прикормил. Детей четверо было – осталось трое, всем все равно не выжить…
Коста проследил – пигалица спотыкаясь, аккуратно, чтобы не уронить, прошла до другого угла трюма, даже не лизнув – и выложила всю кашу в подставленные ладони бледной до синевы женщины, которую облепили ещё пара пацанят. Женщина подняла голову и благодарно чуть поклонилась Косте, начиная кормить малышей. Пигалица терпеливо ждала, пока поедят младшие, и только потом открыла рот, проглатывая свою порцию. Женщина не сьела ничего.
– Четвертый ребенок на днях умер, в аккурат, когда нас взяли, – подсказал ему «мастеровой». – Дети «пустых» – товар бросовый, ничего не стоят. Растить, кормить. Продают скопом – не доживут – не беда. Мать еле встает – две декады отдавала всё детям…
Коста с уважением покосился на соседа – их поймали одновременно, без сознания он провалялся ночь, но то, сколько информации «мастеровой» сумел выудить наводило на мысль, что зарабатывал тот не столько руками.
Пигалица смотрела молча. Держа впереди сложенные ладошки лодочкой.
– Нету, – показал Коста на стоящую рядом пустую миску.
Но девочка не ушла. Так же смотрела – молча, и немного протянула ладошки вперед.
– Нету, понимаешь или нет… – тихо рыкнул Коста и перевернул миску, стукнув о пол – «пустая», – видишь?
Девочка молчала.
– Дур-р-ра, – сплюнул Коста, отворачиваясь к стене.
Именно из-за этого молчания он и отдал вчера кашу. «Тупая заноза» молчала так же. Из-за молчания и из-за взгляда. Который он часто ловил в стекле раньше, когда приходилось не есть день, два и три, и живот так сводило от голода, что он даже пробовал грызть ветки.
Пигалица была точно такая же, как и он. И смотрела точно так же.
* * *
Третий приток Ганги,
Трюм, вечер
Вереница за едой была короткой, как и утром. Четвертый десяток терпеливо стоял за кашей, а Коста ждал воды. Свою порцию он уже сьел, отдав треть «пигалице». Вылизал миску и перебросил следующему из другого десятка.
Пить хотелось неимоверно. И Мастер – пылал. И Коста надеялся напоить Наставника – заливая в рот по чуть-чуть, если удастся.
– Боги оставили меня… – донеслось до него едва слышно, когда очередной из очереди протянул чашку за едой.
– Боги оставили меня…
– Боги оставили меня…
– Боги оставили меня…
Коста молчал и пересчитывал тех, кто остался сегодня голодным – пять, шесть, семь. Семь – «принципиальных», верующих, которые отказались произносить вслух то, что потребовал бугай.