А кто и ныром за всеми поспевает.
Всё озеро облетели птицы и уселись. А две кряковые утки до того разлетались, что взяли да и перемахнули через забор.
До свиданья, значит!
Через забор, а потом через всю Москву в лес и — прямо в болото камышовое.
Небось из какого-нибудь старого зоологического сада не улетели бы. Там все птицы были калеки. Посмотришь, бывало, — у кого обрубок крыла из перьев вылезает, йодом залит, у кого крыло вывернуто — вбок торчит. Тихая там была у птиц жизнь, как в больнице.
А здесь птицам — воля, хоть и не лес это, а зоопарк.
Вот вышли на бережок, на солнышко, дикие утки, привели своих утят погреться.
Дня три всего утятам.
Пуховые и маленькие-маленькие. Кажется, их обратно в яичную скорлупу ещё затолкать можно — войдут без остатка. А что мать делает, то и они. И на боку, как настоящие утки, лежат, и клювом перья себе правят (а перьев у них ещё нет — один пух), и ногами песок гребут, и крыльями машут, хоть и не крылья у них, а крючочки какие-то в пуху.
Вдруг плюхнулось что-то в воду.
Брызги полетели.
Утят как ветром сдуло. Один унырнул, другой в ямку забился.
А это на воду сели кряковые утки. Те самые, что через забор улетели.
Чего же это они вернулись? Я уж думал, что они давно в болоте за городом. Непонятное дело. Надо спросить кого-нибудь.
А тут рядом со мною какие-то люди — мужчина и женщина — стояли.
Высматривали кого-то на озере.
Женщину-то я сразу узнал — недавно я видел, как она шакалят приручала.
Каждого трусливого пузатенького шакалёнка по очереди держала на руках.
Гладила, говорила что-то, к человеческому голосу приучала.
Значит, она здешняя, в зоопарке служит?
Я к ней подошёл.
— Почему, — спрашиваю, — у вас утки из зоопарка не улетают? Я вот видел — улетела пара через забор, а потом назад вернулась.
— Хорошо им тут — вот и не улетают. А если и улетят, так не далеко, через улицу, на старую территорию. Там они из чужих загородок корм воруют, вместе с воробьями, у бегемота овёс пареный таскают, у слона в сенной трухе роются. Погостят — и обратно домой, к своим утятам.
Вдруг женщина закричала:
— Вот он! Вот он!
Смотрю я, а по воде будто маленький чёрный шарик в разные стороны перекатывается. Задержится на одном месте и опять как по наклону покатится. От гуся к утке, от утки к лысухе — ко всем пристаёт.
Пищит-посвистывает.
Все его почему-то боятся.
Подкатится к гусю, гусь шею вытянет — и вбок. К утке подъедет, утка от него чуть не нырнёт со страху.
— Нельзя ему в ту сторону плыть! — говорит женщина. — Там баклан в гнезде сидит — проглотит его, дурака. Скорее ловить его надо.