— Эта мазь-убийца не только комаров отпугивает, но и всех людей в радиусе километра, — обратился я по-русски к Катюхе, а затем повернулся к нашей индийской спутнице, чтобы перевести ту же шутку на английский. Однако то, что я увидел, заставило меня прикусить язык: Мадху была бледна, как смерть; она вжалась спиной в стену и краем сари пыталась закрыть своё лицо.
— Что ты… — начал было я, но она только махнула на меня рукой, призывая к молчанию. Я удивился, но послушно заткнулся. Тем временем группа брахманов прошла вглубь вагона и принялась шумно устраиваться на своих местах. Мадху немного расслабилась и шумно выдохнула, а затем перевела на нас с Катюхой виноватый взгляд.
— Я вас напугала, простите… Просто в той компании находится один человек, с которым я не хотела бы встречаться, — неохотно пояснила она. — Если бы он меня увидел, то… Впрочем, неважно, — она отмахнулась и устало откинула со лба прядь выбившихся волос.
— Кто он? — тут же оживилась Катюха, страсть как любившая всевозможные интриги и прочую Санта-Барбару. — Вы с ним знакомы?
— Знакомы, — Мадху недобро усмехнулась. — Я бы всё на свете отдала, чтобы наше с ним знакомство никогда не состоялось… О, это страшный человек, хоть и прикрывается маской святоши. Настоящий ракшас!
Катюха осторожно выглянула из нашего отсека и обернулась в ту сторону, куда проследовала группа священнослужителей.
— Который из них? — спросила она вполголоса.
— Самый высокий, бритый наголо, с ниткой чёрно-белых бус на шее, — пояснила Мадху и умоляюще добавила:
— Только, пожалуйста, осторожнее… Не надо привлекать его внимание. Не дай Бог, он меня увидит…
— А ты как будто ждала его появления, — заметил я. Она кивнула:
— Я не была уверена, но предполагала… Завтра в Ченнае будет проходить один важный религиозный фестиваль, а местные брамины ездят на него ежегодно.
Катюха тем временем нашла нужный объект и с пристрастием изучила его.
— Неприятная рожа, — заявила она наконец в качестве вердикта. — Не на священнослужителя похож, а, скорее, на боксёра. А зовут его как? — повернулась она к Мадху. — Наверняка и имя дурацкое…
— Бадрипрасад Сомаяджи, — ответила индианка. В другой ситуации я не преминул бы захохотать над очередным сложносочинённым керальским именем, но в голосе Мадху было столько еле сдерживаемой глубокой ненависти, что я предпочёл не шутить по этому поводу.
— И всё-таки, что он такого ужасного сделал? — спросил я. Мадху помедлила с ответом, но все же через силу выговорила:
— Он мне жизнь сломал…
Большего от неё нам добиться не удалось, и я отстал со своими неуместными расспросами. Видно было, что разговоры об этом типе доставляют девушке настоящие моральные страдания. Катюха, доброй души человек, постаралась отвлечь все мысли Мадху от столь неприятного ей пассажира и, кажется, у неё это получилось. Вскоре Мадху разулыбалась, на её щёки снова вернулся нежный румянец, она принялась смеяться шуткам моей подруги и, как и раньше, оживлённо с ней болтать. Однако, когда по вагону засновали разносчики с комплексным ужином, упакованным в коробки, девушка отказалась от еды и отправилась к себе на верхнюю полку — укладываться спать.