– Не смей… – чем ближе он подходит, тем сильнее захлестывает паника.
– Разве я… хоть пальцем тебя тронул, – спрашивает Давид задумчиво, подходя вплотную.
Вжимаюсь в стену, меня бросает то в жар, то в холод. Эмоции абсолютно противоречивы, потому что едва ли не облегчение чувствую, когда угроза превращается в реальность, и рука Бахрамова касается моей щеки. Возможно, мне недостает опыта с мужчинами, но и трепещущей девчонкой, до которой никто никогда не дотрагивался, меня тоже нельзя было назвать. У меня было несколько романов. Я не девственница, хотя единственный мужчина, с кем у меня была близость, не смог пробудить меня. Мне не понравился секс. Я испытывала острый дискомфорт от осознания что кто-то познает меня настолько близко. И снова ходила на сеансы психоанализа, боролась со своими комплексами. В результате все закончилось крахом. А ведь я так мечтала выйти за Игоря замуж, создать крепкую семью, удочерить с ним Николь…
Почему я никогда не чувствовала такого трепета как сейчас, от прикосновений Игоря, который был мне почти мужем? Были планы на жизнь, было кольцо, свадебное платье, гости.
Да, я тот еще экспонат для изучения. Пару лет назад сбежала с собственной свадьбы, почти как Джулия Робертс в фильме «Красотка-2». Моя популярность как модели взлетела тогда до небес, обо мне писала вся желтая пресса, пришлось на полгода уехать за границу… По возвращении сделала все, чтобы скандальную историю забыли.
– Почему ты так сильно дрожишь? – вопрос Давида, заданный хриплым голосом, вырывает меня из воспоминаний. Заставляя вернуться в реальность, в которой я впервые испытываю такое сексуальное волнение от почти невинного прикосновения мужской руки. Господи, да я вся дрожу от возбуждения, между ног чувствую болезненную пульсацию, щеки щиплет от жара.
Задержавшись на несколько томительных секунд, палец Бахрамова медленно двинулся вниз по щеке, словно смакуя мою кожу. У меня вдруг мелькает дикая мысль, что это прикосновение, наверное, вызывает у Давида схожие чувства. Внезапно вызвавшийся у него прерывистый вздох укрепляет это подозрение.
– Хм, и ты еще будешь отрицать то, что происходит между нами? – хрипло спрашивает Бахрамов. – Ты ведь хочешь меня. Это не самопожертвование. Это страсть, детка. Тебе мешает лишь одно. Призрак сестры. Ты должна его похоронить. Марго больше нет. А мы – есть. И то что было когда-то. Твое невинное обещание, детка. Твой поцелуй. Я не забыл его…
Меня охватывает ярость, оглушающее желание снова ударить Бахрамова по лицу, но рука слишком болит, чтобы я могла замахнуться. Левая же, не даст желанной силы удара. Остается лишь ответить Давиду взглядом, вложив в него всю ярость и бешенство, вызванные его грязными словами. Я действительно сгораю от ненависти сейчас. И то, что юношеское влечение к нему никуда не ушло, лишь усиливает это чувство.