Лиза убрала со своей ноги руку Алика, произнесла:
– Я, наверное, лучше пойду.
Да, она не такая, как бы по-идиотски теперь эта фраза ни звучала. И гордость тут ни при чём. В смысле Лиза не доказывает её наличие тем, что какое-то время показательно ломается. Потому она и не такая.
Хотя, может, Пожарский в чём-то действительно прав, только вот к ней самой ничего из этого не относится – она точно знает. Потому её ни капли не задевает, даже если он таким образом пытается сорвать на ней свою злость. На другую. И понятно, что ему сейчас плохо, что он пьян, и его с каждой минутой развозит всё сильнее. Но вот так утешать его Лиза точно не собирается, как и возмущаться, обижаться, переубеждать.
– А ты… спать ложись.
Она поднялась с кровати.
– А я не хочу спать один! – воскликнул Алик, ухватил её за локоть, протянул капризно: – Ну, Лизбет, тебе трудно что ли?
– Не трудно, – спокойно и твёрдо возразила она. – Я просто тоже не хочу. – Попыталась отцепить его руку. – Всё-таки я пойду.
Пожарский часто замотал головой, выдал скороговоркой:
– Не-не-не-не! Не уходи. – заверил раскаянно: – Я клянусь, я не буду… больше не буду к тебе лезть. Только не уходи. – Он судорожно втянул воздух, забормотал сквозь стиснутые зубы: – Ники – сволочь, где-то шляется. Даже по телефону не отвечает. Наверняка по бабам таскается. Или опять… – умолк, не договорив, ещё раз мотнул головой. – А-а-а, да пошёл он на хрен, шлюха! Друг называется. – Вскинул голову, глянул на Лизу, произнёс экспрессивно и уверенно: – Не связывайся с ним. Ты его нифига не знаешь. Он же только прикидывается правильным. – И тут же страдальчески изогнул брови, завёл просительно: – Ли-избет, ну не уходи. Иначе я сдохну. Один. Ненавижу, когда один. Чё-орт! Как же мне плохо! Ну, посиди со мной ещё. – Алик хлопнул ладонью рядом с собой. – Ну Лизбет. Ну, честное слово, даже не притронусь.
Лиза украдкой вздохнула, на секунду прикрыла глаза.
– Ладно. – И опять опустилась на край кровати.
Алик закусил губу, посмотрел на неё исподлобья, несколько мгновений молчал, потом всё-таки произнёс:
– А если… полежать? – И пока она не успела что-то сделать или сказать, торопливо зачастил: – Просто полежать. Ну, клянусь, правда не буду трогать. Я уже просто не могу. Ни стоять, ни даже сидеть. Вообще ничего не могу. Поэтому даже и не думай.
Он упирался ладонями в матрас и, кажется, действительно с трудом удерживался чтобы не рухнуть, а его глаза – влажно блестели. По-настоящему влажно блестели.
– Ну, останься, пожалуйста, Лизбет. Ну хоть ты не бросай меня.
Плачущий Пожарский – это уже чересчур. И не мог же он всего лишь вот так играть.