Что-то дикое есть в этом городе…
Что-то дикое есть в этом городе…
День свернулся пустой и заплеванный.
Человечества гнусное логово
Окончательно дождь изуродовал.
То ли желчь, то ли солнце случайное
Желтой пылью рассыпалось в воздухе.
Что-то светлое лишь в ожидании,
Что-то зверское есть в твоем облике.
Ось, как вертел, вонзил в эту юную
Грудь Земли варвар злобный и маленький.
И закапали в бездну безлюдную
Звезд молочные, мутные капельки.
И, как мысль, разбивается градусник,
У любимого клык прорезается,
А в мышином копеечном хаосе
Юный Бог приходя растворяется…
И, найдя в этой жизни отдушину,
Понимаю нежданно-негаданно,
Что живая, немая, ненужная
Пахла плоть нафталином и ладаном.
У разбитого корыта
Тлеет счастье: гладь да тишь.
Мысль напугана, забита,
Глубже прячется, как мышь.
Незапятнанно и чисто
В сердце радость ожила,
Мысль давно лишилась смысла
И бессильно умерла.
Причастилось тело жизни,
Как подсело на иглу…
И пылятся стопкой мысли
На заплёванном полу.
В заповедных далях сердца
Крошки хлеба и песок.
Сладковатый запах смерти
Словом ляжет на листок.
И библейской догмой душит
Мысль немую на корню,
Выжимает счастье душу,
Как сырую простыню.
Свет рассыпался в снежный дым
Свет рассыпался в снежный дым,
О поверхности звёзд натёртый.
Мои пальцы теперь теплы
И, как лёд, растопили стёкла.
Одиночество молоком
Разбавляю, уменьшив горечь,
И декабрь, как пушистый кот,
Обмурлыкал пустую полночь.
В отражении светлых глаз
Лёд теплеет зеркально-сухо,
И костлявою лапой вяз
У Медведицы чешет брюхо.
Я отворачиваюсь к стене,
Но звуки в уши стальной цепочкой.
И кожей чувствую: по спине
Туман, как лапой, проводит ночью.
Я выжимаю дыханья сок
Из апельсиновой плоти. Только
Когда прольётся последний вздох,
Останусь горькой засохшей коркой.
Я слышу: в окна течёт туман
И растекается серой лужей.
Не тьма ночная, другая тьма,
Внутри меня, а не там, снаружи.
И ногти, хрупкая скорлупа,
Так пыльно крошатся белым мелом.
Я ощущаю сейчас распад
Потенциально живого тела.
Находясь в безвоздушном пространстве
Находясь в безвоздушном пространстве
Бесконечно сплетавшихся линий,
Обречённые мысли ложатся,
Попадая опять в паутину.
Пустота, облечённая плотью,
Рябь пускает в оконную плоскость
И тревожно натянутой нотой
Открывает бездонную пропасть.
Абсолютно безвольно отдаться,
Умирая в холсте на картине.
Замыкается цепь на запястьях,
Увлекая в немыслимый синий.
Говоришь, не горят?
А у Бредбери вроде…
Здесь частичка меня,
В этом хрупком листе…
Не смотри же назад,
Вспомни притчу о Лоте,
Отрекись от огня,
Возвращайся к воде.
Всё теперь сожжено.