— Нам надо срочно сделать ремонт, — выдыхаю, утопая голыми ступнями в пушистой мягкости. — Надеюсь, Шахим не обидится, если мы позаимствуем некоторые нюансы его интерьера?
— Всего, или только кровать? — не отступает ни на шаг муж.
— Всё, кроме позолоты, — обвожу ещё раз воздушную красоту. — Хочу такой ковёр.
— Мы закажем ещё лучше, а старому лису ничего не скажем, — продолжает начатое на балконе и собирает пальцами ткань платья, поднимая и сворачивая жгутом на талии. — Ты такая сладкая, вкусная, одуряющая. Так бы тебя и съел.
Мир опускается на колени, утягивая меня за собой, прогибает в спине, укладывая грудью на брусничное полотно и оглаживает торчащие вверх ягодицы, жадно вдавливая в бёдра пальцы. Резкий рывок, лишающий трусиков, и горячее дыхание касается плоти. Мгновение, и влажность языка проходит по складочкам, лишая способности говорить что-то кроме Мир. На выдохе — Мир… На вдохе — Мир…
Он творит что-то сумасшедшее, выписывая замысловатые узоры и подводя к краю пропасти, обещая рай и толкая в него, сначала пальцами, а затем длинным, мощным движением, заполняя до предела, напоминая, ради кого я живу.
— Я начинаю любить твой балахон, — вбивается, звонко соединяясь пахом с ягодицами. — Сложно добраться до сисичек, но до киски легко. Как я изголодался по ней. Целые сутки мариновала меня, бесстыжая.
Его пошлости сопровождаются шлепками по бёдрам, от которых огненная лава разливается по крови, стекая в пульсирующую точку естества. Толчок, второй, третий, и я срываюсь в пропасть, чтобы взлететь за миллиметры до столкновения с каменистой поверхностью, чтобы полоснуть разрывающимся фейерверком в небе, чтобы сгореть и снова возродиться.
Мы какое-то время лежим на полу, перемежая поцелуи с ласками, пока весь дом не наполняется трелью колокольчиков.
— Всех приглашают на трапезу, — недовольно отодвигается Мир, поднимается и помогает мне встать. — Мы окажем неуважение хозяину, если проигнорируем обед.
— Мне придётся сидеть в женском помещении? — поднимаю кружевную тряпочку, совсем недавно бывшую трусами.
— Для тебя в любом доме Шахима сделано исключение. Мы всегда сидим рядом, даже если кому-нибудь такой расклад не понравится.
В большом зале гуляет морской ветер, раздувая свежестью прозрачную органзу, спускающуюся водопадом с потолка, выложенного мозаикой. Пол расписан райским птицами и диковинными цветами, а на постаменте разбросанно множество разноцветных подушек, окружающих низкий стол.
Несколько мужчин во главе с Шахимом поглощают фрукты, кидая сальные взгляды на упитанную танцовщицу, изгибающуюся легко и пластично, несмотря на приличный вес. Изучаю её плавные движения и, всё больше склоняюсь, что танец в её исполнения выглядит потрясающе. Экзотическая красота, западающая в сердце.