Сердце ёкает от каждого шороха доносящегося извне, пальцы немеют от ледяной воды, спину ломит от напряжения. На последних метрах раздаются шаги, сопровождаемые мужским смехом. Вскакиваю, цепляю ведро и несусь на выход. Насрать, что не всё убрала, девичья честь важнее. Пусть привязывают к столбу, пусть охаживают кнутом. Лучше смерть там, чем унижение здесь.
И всё ложь, что от изнасилования можно отряхнуться. Нет, оно остаётся с тобой навсегда. Я знаю. Я с ним живу. Простила, подпустила, поняла, но не забыла. Сколько раз я с ужасом вспоминала тот день? Сколько раз просыпалась в поту и рыдала в объятиях Мира? Сколько раз он умолял меня простить?
Мне не хватает пары секунд, и с грохотом падающего ведра, врезаюсь в каменное тело. Делаю попытку отскочить, протиснутся под рукой, но все мои старания бороться с горой бесполезны.
— Смотри-ка, Ариб, нам сегодня повезло, — весело каркает чужак, стискивая руку на запястье и выворачивая его за спину. — Две недели бабу не драл с этой поездкой.
Он срывает хиджаб и присвистывает, поворачивая к другому и сально присасываясь к шее. Меня мутит, трясёт, выворачивает наизнанку, стоит взглянуть Арибу в глаза. В них похоть, желание сделать больно, звериный голод. Мне не вырваться, не спастись. Хищник поймал жертву.
Они спорят, кто первый меня трахнет, одновременно шаря лапами по телу, задирая робу и толкая на ближайшую кровать. Толчок настолько сильный, что я перелетаю через неё и падаю на пол с обратной стороны.
— Не хочешь на постели? Значит будем на полу. Так даже лучше, — выстреливают каждое слово, обходя преграду между нами и жадно потирая ладонями.
Говорят, в опасные моменты физический резерв увеличивается от вброса адреналина. Кто-то переходит на сверх возможного скорость, кто-то противостоит мощному течению, кто-то забывает о страхе высоты. Я же в ускоренном темпе ищу выход отсюда. Делаю бросок, ныряю под кровать, не чувствуя боли на содранном подбородке. Руки и ноги вспоминают, как надо ползти, а излишняя худоба позволяет просочиться под низким пространством. Ещё рывок, подняться на ноги и сделать спасительных пять шагов.
Там двор, там свои. Такие же опасные, но не смеющие нарушить приказ и тронуть рабов. Лучше столб. Лучше кнут. Лучше сразу смерть от ножа. Яркая полоска солнечного света, граничащая с мраком у двери. Шаг… Второй… Третий… Голой стопы касается луч, тепло опаляет лицо, прогибаюсь в спине, подаваясь всем телом вперёд, и резкий рывок назад, вырывающий с корнями волосы. И разрывающая сознание мысль — «надо было налысо, сейчас бы помогло».