Предгрозовое безмолвие вдруг нарушилось едва слышными шагами и характерным цоканьем крохотных каблучков. Длинный подол прошуршал по полу, и грудной голос Ильсаны нарушил напряженную тишину.
– Мой милый Фарон, вы абсолютно правы, никто не может требовать от преданного слуги нарушения его прямого долга. Ты обязан сообщить нашему отцу о нарушении приказа. – Небольшая пауза, показавшая мне разящую улыбку Ильсаны и вновь зазвучавшие слова. – Вот только будь принципиальным до конца и доведи до него сведения обо всех нарушениях, царящих в этом доме.
– Что, милостивая госпожа, имеет в виду? – В заполошности вопроса прозвучала явная встревоженность квестора, а насмешливая ирония ответа показала надменное превосходство, звучащее в каждом слове Ильсаны.
– Я говорю о том, что к своим грехам праведник должен относиться еще более сурово, чем к проступкам грешников. Если уж ты решишь доложить отцу о произошедшем сегодня ночью, то не забудь также рассказать, откуда у твоей малолетней любовницы взялось вот это ожерелье. – Еле слышимый жест руки и звук шагов двух или трех человек. Затем возня, похожая на то, будто ведут насильно удерживаемого человека и вновь голос Ильсаны. – Ну, милая, расскажи нам, откуда на твоей шейке столь дорогое украшение.
Минутное молчание, и в тоне Ильсаны появилась ледяная угроза, лишь прикрытая фальшивой заботой.
– Не бойся. Обещаю, никто тебя не тронет, если ты скажешь правду.
Ловлю испуганный девичий вскрик и настоящий ужас непонимания в звучащих причитаниях.
– Я не виновата! Господин квестор сам мне подарил! Я ничего не просила! Я не…
Шорох руки, останавливающий поток оправданий и скользящая ядовитой змеей ирония Ильсаны.
– Как я тебя понимаю, Фарон! Даже такому чудовищу как ты иногда хочется простой человеческой теплоты, а тут такой соблазн. Смазливая, совсем юная, а еще очень жадная и готовая на все. – Эффектная пауза перед вынесением приговора и как удар хлыста хлесткое завершение. – Никто тебя не осуждает, разве что ее родители, но это пусть будет на твоей совести. У меня всего лишь один вопрос, откуда у нашего честного квестора взялись деньги на такой дорогой подарок?
Фарон не желает сдаваться и сходу отметает все обвинения.
– Я служу господину уже больше двадцати лет и могу позволить себе…
Его прерывают, не давая договорить, но это уже Лириан.
– Не пори чушь, Фарон! Никому не интересно, что ты можешь себе позволить. Твоя скупость всем известна и отцу тоже. Как ты думаешь, какая первая мысль посетит его, когда мы отвезем ему эту девку. – В звучащем голосе сквозит откровенная издевка. – Правильно мыслишь. Несмотря на все двадцать лет твоей беспорочной службы, первое, о чем подумает наш отец, будет – скурвился Фарон. Скрысятничал на потеху своей шлюхи!