— …гореть ему в огне, пока все им украденное не выгорит дотла! А с ним да будут преданы огню и жертвы его, для очищения Орифии от следов скверны! По обычаю, пусть выйдут свободные граждане, что желают предать злодея смерти!
***
В этот момент случилось страшное. Капитан Ио повернулась к воспитанницам, одним движением головы выразив строгое пожелание. Пусть выйдет кто-то из вас. Покажите, что вы не боитесь.
Вперед, конечно же, рванулась Окаста. Но, пробиваясь через передний ряд, она зацепила Аристу локтем. Девушка споткнулась, чуть не повалилась вперед, люди в переднем ряду — то ли товарки по Стратегикону, то ли чужие и незнакомые — подхватили ее под локти и вытолкнули, чтобы не опрокинуться самим.
К своему ужасу, Ариста поняла, что вывалилась прямо на открытое место площади, на всеобщее обозрение. Прежде чем она успела что-либо сделать, стража уже сунула ей и Окасте по горящему факелу в руки.
— Не стой овцой, замарашка. На нас весь город смотрит, — прошипела Окаста и шагнула к кострищу.
Шаг. Второй шаг. Колени не слушаются. На спине — кусок льда. Гора мертвечины и хрипящий убийца в путах все ближе.
За пять лет блужданий Аристе приходилось драться. Приходилось бить в кровь кулаки и лица. Однажды ее чуть не зарезал пьяный возница на постоялом дворе. Однажды она залезла за плодами не в тот сад, хозяева спустили на нее сторожевую собаку-людоеда, и ей пришлось воткнуть в лапу зверя нож, чтобы спастись. Она знала, что такое кровь и что такое смерть.
Но одно дело — когда смерть смотрит на тебя в горячке, в миг опасности, когда сердце колотится, и лишь инстинкты да смекалка спасают от гибели. Но когда беспомощный человек перед тобой ждет медленной и мучительной смерти, а между тем ты не в силах оторвать взгляд от свидетельств его чудовищных злодеяний, и жадная до зрелища толпа ловит каждое твое движение… Такую смерть Ариста Гракх еще не видела.
Вот и кострище. Голова осужденного резко повернулась. Дикие глаза небрежно скользнули по Окасте и уперлись в Аристу. Юноша облизал губы.
— Развязала бы меня, красавица. Тошно мне умирать.
Говорил он тихо, и в толпе никто ничего не услышал.
— Жить хочу. Воздух-то какой сладкий, чуешь? Век бы дышать, не надышишься.
— Что ты застыла? Поджигай! — зло шепнула Окаста.
Но Ариста не могла пошевелиться. Теперь, когда они оказались вблизи, она взглянула наконец в распахнутые глаза виталофага. Что-то странное, неясное ей самой, отозвалось в ней при виде этих глаз. Что-то теплое, мирное, что защищает от всех невзгод и ужасов.
Отец. Почему сейчас, рядом с этим убийцей, идут на ум счастливые годы с отцом? Шутки, веселые игры, вечера за свитками логических задач?