— Сиди тут и ничего не трогай, — что тут еще сказать, Ио не придумала.
Капитан отошла на нос корабля и постаралась думать только о теплой ванне и спокойном сне.
— Разумно ли везти ее с собой, капитан? — младший командир опять оказалась тут как тут.
— Предлагаешь выбросить ее обратно? — огрызнулась Ио.
— Нет, просто…
— Просто она Гракх. Сама знаю. Надейся, что молитвы ораторов пересилят то несчастье, которое она может на нас навлечь.
***
Должно быть, ораторы и впрямь молились сегодня на славу. Триремы добрались до гавани без приключений и опасностей. С ними, пузатый как призовой бык, подплыл к причалу и торговый корабль.
Перед тем как сойти на твердую землю, Ариста сняла воинский плащ и молча подала его капитану.
— Не… не нужно. Оставь себе.
Ио не была уверена, что движет ею больше: щедрость и жалость, или страх того, что плащ теперь сглажен.
Ариста, по-прежнему молча, спустилась по трапу на причал. Сейчас она уйдет, и это паскудное напряжение в воздухе наконец рассеется.
— Подожди! — вырвалось у капитана Фаланги. — Тебе ночевать-то есть где?
Ио тут же прокляла себя за сентиментальность. Ей-то что за дело, есть ли проклятой Гракх где ночевать? Можно подумать, если негде, то капитан готова дать ей кров!
Рыбачка обернулась. Русые волосы подсохли и лежали на плечах непослушной гривой. Одинокий голодный зверек.
— Сегодня есть.
Она зашагала прочь по причалу. Капитан хотела было сказать что-то еще, но не нашлась. Вроде и нечего было говорить.
Худенькая фигурка с чужим плащом на плечах шагнула во мрак спящего города и исчезла.
С вершин священных зиккуратов огласили начало вечерней молитвы. Закатное солнце, пылающее остатками дневного жара, озаряло величайший из городов алыми лучами.
Свет и жар в последний час этого дня изливались на крепостные стены из жженого кирпича, заложенные семью мудрецами в молодые дни мира; на тучные поля и пастбища в пригородах, которым несла влагу хитроумная ирригационная система; на тысячи глиняных домов, теснившихся вдоль узких улиц. Закат пустыни догорал над лавками и базарами, над грязными пятнами трущоб и золочеными крышами зиккуратов. Но всех ярче горела огромная статуя на главной площади. Золотой колосс возвышался над лачугами, дворцами, и даже храмами — статный мужчина с пышной кудрявой бородой, в боевых доспехах, с обнаженным клинком в правой руке и табличкой для письма в левой.
Таков был закатный час над Камаргандом, столицей империи Хеменидов, величайшим из городов земных.
Услышав призыв с вершин зиккуратов, купцы и ремесленники закрыли лавки и мастерские, крестьяне оставили плуги, а пастухи погнали домой стада овец и коз. Дети побежали домой, прочь от игр и забав. Затихли гнусавые причитания нищих на площадях. Город погрузился в молитву.